"Юрий Осипович Домбровский. Леди Макбет" - читать интересную книгу автора

важным и белым-белым.
- Понесли, - приказал доктор.
Краем глаза я увидел, как уводили стрелка. Это был молоденький (хотя,
может, только моложавый) парень, кудрявый, с усиками, нагло-голубоглазый,
усиленно-спокойный. У него уже взяли винтовку, сняли с него пояс, и он шел
по росистому визжащему гравию в расстегнутой шинели, нарочито не торопясь,
засунув глубоко руки в карманы галифе.
Он взглянул на нас, на носилки, на умирающего и равнодушно- отвернулся.
- Сразу же на стол, - шепнула мне хирургическая сестра и отворила нам
дверь. Тут я впервые увидел предоперационную. В ней все было иссиня-белое,
холодное, блестящее - пол, стены, мебель. "Цвет смерти" - остро и тоскливо
подумалось мне.
Мы положили раненого на стол, и тут он простонал и на мгновение открыл
глаза.
Сестра наклонилась к самому его лицу. Она была очень хорошенькая,
тонкая, голубоглазая, с нежным хрупким лицом и очень красными губами.
- Ну, как, милый? - спросила она нежно, и взяла его за руку тонкими,
постоянно холодными пальцами.
Он что-то бормотнул и снова закрыл глаза.
- Что? - не поняла она и коснулась горячими губами его лба.
Копнев вдруг снова открыл глаза и посмотрел на сестру.
- Не дайте умереть, - выговорил он очень отчетливо и строго.
- Давайте, - шепнула сестра.
Мы сняли с раненого рубаху, под ней оказалась фуфайка, под фуфайкой
рубаха с красными фигурными вензелями, а дальше я увидел мокнущий
черно-кровавый бугристый гриб-дождевик, величиной с кулак. Только потом я
понял, это выперли кишки. Вошел хирург, высокий, моложавый, рыжий, в белой
шапочке, снял пенсне, молча наклонился над раной. Потом взял Копнева за
руку- Больной, - сказал он отчетливо, - как ваша фамилия?
Копнев открыл глаза.
- Не дайте умереть, доктор, - произнес он тихо, и отвернул лицо.
- Под общим, - обернулся хирург к сестре и отпустил его руку.
- Несите! Ну, а вы, товарищи...
Мы сложили носилки и вышли.
На крыльце приемного покоя, как на эшафоте, стояла Маша. Она смотрела
на нас и плакала.
- Беда, однако, - покачал головой татарин, - что наделала, ведьма!
- Жив? - спросила Маша сверху.
- Жив, - хмуро отрезал парикмахер. - Все кишки вон! Понесли резать.
Я возвратился домой в таком нехорошем мутном состоянии, что на другой
день опоздал в Измайловский парк на свидание с девушкой в красной шляпке и
молочных туфельках, а когда пришел, то толку от меня тоже было немного: я
мямлил, был рассеян, начинал что-нибудь говорить, а в середине терял нить,
останавливался и мекал. Оно и понятно: говорил-то я про одно, а думал
совсем о другом.
- Слушай! Да что с тобой такое? - спросила вдруг моя спутница и
заглянула мне в глаза. - Ну так и есть!
Опять к тебе эта ведьма пристает.
Я ответил, что нет, не в ведьме тут дело - тут совсем другое.
- А именно?