"Юрий Осипович Домбровский. Ручка, ножка, огуречик..." - читать интересную книгу автора

будок за две копейки брешете, как суки. Мудачье вы, и все. Когда хотят
убить, так не звонят. Так вот, чтоб через пятнадцать минут ты был там как
штык. Понял?
- Дружинников соберешь?
- Не пускай в штаны раньше времени. Один приду. Там издали все видно.
Все. Вешаю трубку.
Актриса сидела на кушетке и глядела на него. Лицо у нее было даже не
цвета мела, а кокаина - это у него такие мертвенные кристаллические
блестки.
- Это что же такое? - спросила она тихо.
- Как что? Один очень деловой разговор.
- И вы пойдете?
- Обязательно...
Он подошел к столу, открыл ящик, порылся в бумагах и вынул финку. С год
назад с ней на лестнице на него прыгнул кто-то черный. Это было на девятом
этаже часов в одиннадцать вечера, и лампочки были вывернуты. Он выломал
черному руку, и финка вывалилась. На прощанье он еще огрел его два раза по
белесой сизо-красной физиономии и мирно сказал: "Уходи, дура". Что-что, а
драться его там научили основательно. Финка была самодельная, красивая, с
инкрустациями, и он очень ею дорожил. Он сжал ее в кулаке, взмахнул и
полюбовался на свою боевую руку. Она, верно, выглядела здорово. Финка была
блестящая и кровавокоралловая.
- Вот этак, мадам, - сказал он.
Актриса стояла и глядела на него почти безумными глазами.
- Да никуда я вас не пущу. Это же самоубийство.
При мне... Да нет, нет!.. - крикнула она.
Он поморщился и кинул финку на стол.
- Ну как в моем дурацком сценарии! Слушай сюда, глупая, - сказал он
ласково. - Ни беса лысого они со мной не сделают. Клянусь тебе честью!
Честью своей и твоей клянусь. Это же трепачи, шпана, пьянь, простые
пакостники. Они у нас на Севере пайки воровали, а мы их за это в сортирах
топили. Не до смерти, а так, чтоб нахлебались. И поучить их я поучу
сегодня.
- Там их придет десяток. Они вам и развернуться не дадут. Там же такие
кусты.
- Ну я тоэйе не слепой. Увижу. А с этой публикой так: дашь одному по
морде, свалишь другого, и разбегутся все. Но смотри, какой ужас на тебя
нагнали. Ну как же их не учить после этого, болванов?
Он говорил легко, уверенно, убедительно, и она постепенно успокоилась.
Он всегда мог заставить ее поверить во что угодно. Вот и сейчас она
взглянула на него, спокойного, неторопливого, собранного - в личной жизни
он не был такой, - и почти поверила, что страшного не случится. Просто
поговорят по-мужски, и все.
Он тоже понял, что она пришла в себя, засмеялся и похлопал ее по плечу.
- Ну-ну. Будь паинькой. Сиди и жди... Потом проводишь меня на вокзал.
Поеду на дачу. А то три дня здесь торчу, пью со всякой шоблой, а работа-то
лежит.
Возьми сумочку, попудрись, вытри глаза, они у тебя сейчас краснее, чем
у морского окуня, и ресницы потекли. В зеркало-то посмотрись. Хороша Маша,
а?