"Моисей Дорман. И было утро, и был вечер " - читать интересную книгу автора

дивизии. Всех известили, что трибунал приговорил к расстрелу старшину и
солдата из соседнего 115-го полка за "братание с фашистским врагом".
Расстрел устроили показательный. Каждая часть, в том числе и наша, по
распоряжению политорганов направила на эту акцию по два представителя:
сержанта и солдата. Приказом замполита дивизии было предусмотрено, что эти
представители, возвратившись в свои части, проведут беседы с личным составом
и расскажут, за что и как расстреляли предателей: старшину и солдата.
Провинившиеся, как установил трибунал, ходили на "нейтралку" по молоко
и масло. Там они встречались с немцами, но в бой с ними не вступали, бывало
даже, мирно беседовали. Такие действия, сказано в приговоре, есть
предательство Родины. За это полагается высшая мера наказания - расстрел
перед строем.
Старшина принял смерть молча, глядя в небо. Солдат же ползал на
коленях, плакал, просил помиловать и отправить в штрафную, чтобы кровью
искупить вину. Он был совсем молод, пережил оккупацию, не успел еще окончить
школу. Только в феврале его мобилизовали. И вот... Он кричал, что многие
ходили по молоко, а с них ничего не спрашивают, они будут жить.
Какой-то офицер подскочил к нему, пнул сапогом в лицо и поднял на
ноги... После залпа солдат упал, но продолжал дергаться. Тот же офицер
пристрелил его из пистолета - в затылок. К расстрелянным сразу же подошел
военврач и объявил, что оба преступника - мертвы, можно закапывать.
Кто знает, сколько человеческих душ убивал и калечил каждый день и
каждый час войны? А до Победы оставалось еще долгих 330 дней и ночей!
% % %
Помню яркое утро 6 июня 1944 года - мой день рождения. Мне исполнилось
20 лет. Начался день хорошо. Из штаба передали долгожданную весть: союзники
открыли наконец второй фронт! Победа стала ближе. Дожить бы...
После полудня к подножию нашей "Кобылы" подкатил штабной "виллис".
Кто-то из солдат громко позвал меня:
- Комбат! К нам Макуха идет и с ним какой-то начальник!
Я вылез из укрытия. Начальник штаба дивизиона, официально - старший
адъютант капитан Макухин, медленно поднимался к нам. Рядом с ним -
незнакомый немолодой офицер, высокий, статный, усатый, красивый. Новенькая
комсоставская гимнастерка, фуражка с лаковым козырьком, начищенные до блеска
хромовые сапоги, кавалерийская, особо ценимая франтами, портупея. В левой
руке - аккуратный чемоданчик и шинель. Ко всему - три ордена и две медали.
Вид строгий, внушительный.
Макухин на батарее - гость редкий, с зимы не появлялся. Значит, у него
важное дело. Я, как положено, доложил начальнику штаба части: обстановка
спокойная, потерь не имеем, боеприпасов полный комплект, огневые позиции -
вот они, на гребне высоты. Он пожал мне руку:
- Привез вам командира батареи. Вот - капитан Гоменюк.
- Как, как? - не расслышал я.
- Гоменюк Василий Степанович, из госпиталя, после ранения. А это, - он
обернулся к капитану, - твой командир взвода.
Капитан молча протянул мне руку. Вот оно, важное дело - новый комбат.
Макухин к пушкам идти не пожелал. Он вытащил из планшетки карту, дал мне
карандашик:
- Уточни положение батареи.
Я отметил на его карте наши позиции.