"Соня Дорман. Голубая ваза (Сб. "Дитя ветров")" - читать интересную книгу автора

Девочка вернулась и сказала злым голосом:
- Тогда твоя мать в тюрьме. Она не пошла на брачную скамью, она в
тюрьме, она это выбрала, и у тебя ничего нет.
Шорох прокатился по комнате, когда все обернулись, чтобы посмотреть,
послушать, оценить Анну.
- В тюрьме, сама выбрала, - зашипели они. - В тюрьме, у Анны ничего
нет. Кто разрешил ей оставить вазу?
Анна схватила вазу, даже в отчаяньи обращаясь с ней мягко, и держа ее
между маленьких грудей, удвоила защиту. Она так сильно согнулась, что
стала дышать в вазу, и с закрытыми глазами дышала осторожно, наполняя
пустое черно-голубое пространство своим дыханием, которое немедленно
переполняло чашу кубка и выливалось обратно через узкое горлышко.
Она могла чувствовать, как круглая форма согревается теплом ее рук, но
была слишком испуганной, чтобы двигаться, и поэтому оставалась согнутой,
дыша в темное отверстие и чувствуя свое дыхание, которое поднимается вверх
и омывает ее лицо.
Неожиданно прозвучал гонг, и дети встали с постели, когда Матрона
открывала дверь.
- Время ужинать, - сказала Люр Анне.
Анна подняла голову и села на корточки.
- Пошли, - сказала Люр. - А то останешься без ужина. Я провожу тебя.
Анна покачала головой.
Более деловым тоном, подражая живости Матроны, Люр сказала:
- Пошли. Ты должна есть, не разрешается пропускать ужин, даже в случае
болезни. Ты почувствуешь себя лучше.
- Нет, - ответила Анна, - я ничего не хочу.
Мягко, ласково Люр уговаривала ее, тянула за руки.
- Анна, пожалуйста, пошли, все уже спустились в столовую.
Корабли до утра больше не будут взлетать, нечего смотреть до шести
утра. Ну пожалуйста, Анна. Мы ровесницы, мы можем подружиться, я поговорю
с Матроной, и мы сядем на брачную скамью вместе.
Анна открыла глаза и села прямо. У рта ее залегла жесткая складка, и
уголки его побелели. - Я выбираю, - сказала она отчетливо. - Я выбираю
тюрьму. Я не сяду на брачную скамью, у меня не будет сыновей, я не буду
любоваться тем, как взлетают корабли, я выбираю тюремное подземелье на
весь остаток жизни, как и моя мать.
Люр постепенно отстранялась от нее с отвращением, испуганно дрожа. Она
отступила на несколько шагов, не сводя глаз с Анны, с вазы, которую Анна
прижимала к себе, почти бесцветная в сгущающейся темноте.
Матрона быстро прошла во все еще открытую дверь и сказала:
- Девочки, вы опаздываете на ужин. - И остановилась. - В чем дело?
- Я выбираю тюрьму, - сказала Анна, тихо опуская вазу на тумбочку.
- Господи, - сказала Матрона. - Деточка, ты не знаешь, о чем ты
говоришь.
- Нет, я знаю. Под землей, работать четырнадцать часов в день, и
навсегда, но я выбираю это. И я иду сейчас.
- Ты не можешь идти сейчас, - сказала Матрона. - Глупая девочка, ты не
знаешь, о чем ты говоришь. - Она подходила ближе пока говорила. - Бедный
ребенок, - сказала она, затем повернулась и сказала: - Люр, иди в
столовую, пожалуйста.