"Анастасия Доронина. Твой билет в любовь " - читать интересную книгу автора

А зимой, когда московские улицы погрузились в тоску, и небо было
затянуто унылым сизым маревом, и сапоги разъезжались на облепившей тротуары
грязной каше из раскисшего снега и химической соли, возбужденная Наташка
ворвалась в бухгалтерию с новостью:
- Еду в Париж! На рождественские каникулы! Вот! Это Любшин подарил!
Сказал: "Увидеть Париж - и умереть!"
Этот Любшин оказался наиболее интеллигентным из всех Наташкиных
воздыхателей. Правда, он продержался возле нее не более месяца, но Наташке,
мечтавшей о Париже, как малолетние дети мечтают о сказке, десяти проведенных
в столице мира дней хватило на целый каскад воспоминаний:
- На Монмартре мы пили абсент... А на Рю де ля Пэ смотрели канкан...
Ой, девочки. а какие там цены! Особенно в Мулен Руж!
Кира смотрела на Наташку, прижмурившую глаза, чтобы вид разваливающихся
от старости стенных шкафов в их родной бухгалтерии не мешал предаваться
воспоминаниям, и пыталась презирать эту дурочку. Но... не получалось.
Вместо гордого чувства в Кирино сердце вползала позорная зависть. А в
ушах звенела музыка маленьких баров и отрытых кафе, сияла огнями Эйфелева
башня, кипела пузырьками настоящая "Вдова Клико" и звали к себе улочки
старого Парижа... Увидеть Лувр, прикоснуться к стенам Нотр Дам, получить
массу фантастических впечатлений - да ей бы на всю жизнь хватило!
Как она хотела в Париж! Как многое она успела бы там посмотреть!
Полгода Наташка гремела цветными стекляшками воспоминаний, вызывая в
Кире никак не проходящее раздражение. А когда настала пора отпусков и
бухгалтерия начала строить планы, Кира взяла и поступила как последняя дура.
Татьяна Витальевна, начальница, сказала:
- Кто куда, а я на дачу. У меня, девочки, двое спиногрызов на все лето
осядут. - "Спиногрызами" она называла внуков, шести и восьми лет, которые,
зная о мягком сердце бабули, крутили Татьяной Витальевной, как хотели. -
Дочка с зятем, может быть, на пару недель куда-нибудь в Анапу вырвутся, а
мне морковку полоть, клубнику растить, одним словом, шевелись, бабка!
- А я к брату поеду, во Владивосток, - вздохнула тощая Алена. Уголки ее
губ всегда были опущены книзу, даже если она улыбалась. - Брат там дом
строит, надо помочь. За строителями последить, кашеварить, то да се...
Наташка молчала. И только переводила красивые, но бесконечно тупые
глаза поочередно на каждую из своих товарок: строить планы более чем на три
дня вперед она была не в состоянии.
- Кир, а ты? - спросила Алена. Она просунула под пачку бумаг
здоровенный дырокол и приготовилась поднажать на него как следует: компостер
у них был тугой и старый, помнивший еще нашествие татаро-монгольского ига.
- Я?.. - очнулась Кира. И тряхнула головой с кое-как подобранными
первой попавшейся под руку заколкой прядями: из-за лишних десяти минут сна
сегодня утром она опять поленилась возиться с прической. - Я... А я в Ниццу
собираюсь. На Лазурный берег. В бухту Ангелов.
От неожиданности Алена грохнула дыроколом так, что из соседнего
кабинета им застучали в стену. Три женщины замерли за своими столами. Даже
стопы картонных папок с ботиночными тесемками как будто затаили дыхание.
Прошло минуты три. Все это время Кира казнилась, как мученик
Инквизиции, и ждала разоблачительных насмешек.
- Ки-ира! - протянула Алена, с шумом выпустив воздух. - Ки-ира! Ну надо
же! И молча-ала!