"Анастасия Доронина. Твой билет в любовь " - читать интересную книгу автора

древнего... Гунна или скифа... Но глаза, которым по счастливому совпадению
достался изумрудный цвет с золотыми искорками, смотрят мягко. Они ласкают.
Мне кажется, он и сам не знает, какой властью над женщиной может обладать
этот взгляд. А впрочем, если бы он знал это, то все было бы по-другому...
Наверное, я никогда его больше не увижу".

***

Спал он плохо. Был л и тому виной утренний разговор с матерью,
оставивший отвратительный осадок - весь остаток дня Андрей ощущал жжение в
желудке, - или не слишком удобная кровать, осталось неизвестным.
Но, проснувшись наутро с сильной головной болью, он решил: уедет. Сразу
после завтрака. В сущности, мать права: ему вообще не надо было приезжать.
Он так рвался к ней, так надеялся, что они сумеют помириться! И не мог
понять, как же так получилась, что за какие-то пять-шесть лет она
превратилась в поживу для молодых стервятников, которыми кишат курортные
города побережья...
Андрей помнил мать совсем другой: седовласой стройной женщиной, от
которой так вкусно пахло ванилью, корицей и еще чем-то очень домашним -
настоящей хозяйкой их большой квартиры на Кропоткинской, женой именитого
профессора, матерью единственного сына.
Когда Андрей закончил университет, ему, первому выпускнику
экономического факультета, предложили на выбор несколько перспективных мест
в престижных компаниях. Он предпочел строить собственный бизнес, связанный с
информационными технологиями - и очень быстро достиг успеха. И прекрасно
помнил, с какой гордостью смотрела на него мать, а потом переводила сияющий
взгляд на отца, обнимавшего ее за плечи, и снова вскидывала глаза на сына...
Когда он заработал свой первый миллион и купил родителям домик в
Печатниках - давнюю мечту, казавшуюся им неисполнимой, - мать расцвела,
днями пропадала в магазинах, торгующими садовым инвентарем, с утра до вечера
щелкала секатором в зарослях малинника, ругала отца за то, что он, желая
сократить путь до дома, нечаянно прошелся по грядкам с первыми всходами
чего-то экзотического, особо нежного!
Когда же это началось? С чего она так изменилась?
Наверное, точкой отсчета послужила смерть отца. Прожив с ним сорок
спокойных лет, превратившись в его половинку, мать была так потрясена этим
уходом, что ее пришлось положить в неврологический санаторий. Андрей навещал
ее каждый день - и каждый день пугался тому равнодушному выражению, с
которым она встречала его попытки разговорить ее, рассмешить, вернуть к
дорогим для обоих воспоминаниям. Материнское лицо утратило бесстрастность
лишь через два с половиной месяца, когда врачи наконец разрешили ей встать.
Андрей, собираясь вывести мать на прогулку в больничный садик, принес
ей зеркало. Он сделал это не без внутреннего содрогания: горе оставило на
материнском лице нестираемый отпечаток, оно оплело его новой сетью морщин и
заложило глубокие тени под враз потускневшими глазами. Худые руки с
проступившими сквозь кожу канатиками вен приняли зеркало из его рук...
Андрею не забыть, каким ужасом исказились родные черты. Зеркало полетело на
пол, всхлипнуло осколками.
- Это не я... там, такая страшная... Анд-рюша, это не я... - прошептала
мать, загораживаясь от него рукой.