"Федор Михайлович Достоевский. Ползунков" - читать интересную книгу автора

займа! Само собою разумеется, что очерстветь и заподличаться вконец он не
мог никогда. Сердце его было слишком подвижно, горячо! Я даже скажу более:
по моему мнению, это был честнейший и благороднейший человек в свете, но с
маленькою слабостию: сделать подлость по первому приказанию, добродушно и
бескорыстно, лишь бы угодить ближнему. Одним словом, это был, что
называется, человек-тряпка вполне. Всего смешнее было то, что он был одет
почти так же, как все, не хуже, не лучше, чисто, даже с некоторою
изысканностию и с поползновением на солидность и собственное достоинство.
Это равенство наружное и неравенство внутреннее, его беспокойство за себя и
в то же время беспрерывное самоумаление, - все это составляло
разительнейший контраст и достойно было смеху и жалости. Если б он был
уверен сердцем своим (что, несмотря на опыт, поминутно случалось с ним),
что все его слушатели были добрейшие в мире люди, которые смеются только
факту смешному, а не над его обреченною личностию, то он с удовольствием
снял бы фрак свой, надел его как-нибудь наизнанку и пошел бы в этом наряде,
другим в угоду, а себе в наслаждение, по улицам, лишь бы рассмешить своих
покровителей и доставить им всем удовольствие. Но до равенства он не мог
достигнуть никогда и ничем. Еще черта: чудак был самолюбив и порывами, если
только не предстояло опасности, даже великодушен. Нужно было видеть и
слышать, как он умел отделать, иногда не щадя себя, следовательно с риском,
почти с геройством, кого-нибудь из своих покровителей, уже донельзя его
разбесившего. Но это было минутами... Одним словом, он был мученик в полном
смысле слова, но самый бесполезнейший и, следовательно, самый комический
мученик. Между гостями поднялся общий спор. Вдруг я увидел, что чудак мой
вскакивает на стул и кричит что есть мочи, желая, чтоб ему одному дали
исключительно слово.
- Слушайте, - шепнул мне хозяин. - Он рассказывает иногда прелюбопытные
вещи... Интересует он вас?
Я кивнул головою и втеснился в толпу. Действительно, вид порядочно
одетого господина, вскочившего на стул и кричавшего всем голосом, возбудил
общее внимание. Многие, кто не знали чудака, переглядывались с недоумением,
другие хохотали во все горло.
- Я знаю Федосея Николаича! Я лучше всех должен знать Федосея Николаича!
- кричал чудак с своего возвышения. - Господа, позвольте рассказать. Я
хорошо расскажу про Федосея Николаича! Я знаю одну историю - чудо!..
- Расскажите, Осип Михайлыч, расскажите.
- Рассказывай!!
- Слушайте же...
- Слушайте, слушайте!!!
- Начинаю; но, господа, это история особенная...
- Хорошо, хорошо!
- Это история комическая.
- Очень хорошо, превосходно, прекрасно, - к делу!
- Это эпизод из собственной жизни вашего нижайшего...
- Ну зачем же вы трудились объявлять, что она комичекая !
- И даже немного трагическая!
- А???!
- Словом, та история, которая вам всем доставляет счастие слушать меня
теперь, господа, - та история, вследствие которой я попал в такую
интересную для меня компанию.