"Ф.М.Достоевский. Пушкинская речь." - читать интересную книгу автора

стихотворениях, в рассказах, в записках, даже в
"Истории Пугачевского бунта". Главное же, что надо
особенно подчеркнуть, - это то, что все эти типы
положительной красоты человека русского и души его
взяты всецело из народного духа. Тут уже надобно
говорить всю правду: не в нынешней нашей цивилизации,
не в "европейском" так называемом образовании
(которого у нас, к слову сказать, никогда и не было),
не в уродливостях внешне усвоенных европейских идей и
форм указал Пушкин эту красоту, а единственно в
народном духе нашел ее, и {только в нем}. Таким
образом, повторяю, обозначив болезнь, дал и великую
надежду: "Уверуйте в дух народный и от него единого
ждите спасения и будете спасены". Вникнув в Пушкина,
не сделать такого вывода невозможно.
{Третий пункт}, который я хотел отметить в
значении Пушкина, есть та особая характернейшая и не
встречаемая кроме него нигде и ни у кого черта
художественного гения - способность всемирной
отзывчивости и полнейшего перевоплощения в гении чужих
наций, и перевоплощения почти совершенного. Я сказал в
моей речи, что в Европе были величайшие художественные
мировые гении: Шекспиры, Сервантесы, Шиллеры, но что
ни у кого из них не видим этой способности, а видим ее
только у Пушкина. Не в отзывчивости одной тут дело, а
именно в изумляющей полноте перевоплощения. Эту
способность, понятно, я не мог не отметить в оценке
Пушкина, именно как характернейшую особенность его
гения, принадлежащую из всех всемирных художников ему
только одному, чем и отличается он от них от всех. Но
не для умаления такой величины европейских гениев, как
Шекспир и Шиллер, сказал я это; такой глупенький вывод
из моих слов мог бы сделать только дурак. Всемирность,
{всепонятность} и неисследимая глу-
[131]
бина мировых типов человека арийского племени, данных
Шекспиром на веки веков, не подвергается мною ни
малейшему сомнению. И если б Шекспир создал Отелло
действительно {венецианским} мавром, а не
англичанином, то только придал бы ему ореол местной
национальной характерности, мировое же значение этого
типа осталось бы по-прежнему то же самое, ибо и в
итальянце он выразил бы то же самое, что хотел
сказать, с такою же силою. Повторяю, не на мировое
значение Шекспиров и Шиллеров хотел я посягнуть,
обозначая гениальнейшую способность Пушкина
перевоплощаться в гении чужих наций, а желая лишь в
самой этой способности и в полноте ее отметить великое
и пророческое для нас указание, ибо
4) Способность эта есть всецело способность