"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

возжигать их и приставлен был отец Ферапонт. Ел он, как говорили (да оно и
правда было), всего лишь по два фунта хлеба в три дня, не более; приносил
ему их каждые три дня живший тут же на пасеке пасечник, но даже и с этим
прислуживавшим ему пасечником отец Ферапонт тоже редко когда молвил слово.
Эти четыре фунта хлеба, вместе с воскресною просвиркой, после поздней обедни
аккуратно присылаемой блаженному игуменом, и составляли все его недельное
пропитание. Воду же в кружке переменяли ему на каждый день. У обедни он
редко появлялся. Приходившие поклонники видели, как он простаивал иногда
весь день на молитве, не вставая с колен и не озираясь. Если же и вступал
когда с ними в беседу, то был краток, отрывист, странен и всегда почти груб.
Бывали однако очень редкие случаи, что и он разговорится с прибывшими, но
большею частию произносил одно лишь какое-нибудь странное слово, задававшее
всегда посетителю большую загадку, и затем уже, несмотря ни на какие
просьбы, не произносил ничего в объяснение. Чина священнического не имел,
был простой лишь монах. Ходил очень странный слух, между самыми впрочем
темными людьми, что отец Ферапонт имеет сообщение с небесными духами и с
ними только ведет беседу, вот почему с людьми и молчит. Обдорский монашек,
пробравшись на пасеку по указанию пасечника, тоже весьма молчаливого и
угрюмого монаха, пошел в уголок, где стояла келийка отца Ферапонта. "Может и
заговорит как с пришельцем, а может и ничего от него не добьешься", -
предупредил его пасечник. - Подходил монашек, как и сам передавал он потом,
с величайшим страхом. Час был уже довольно поздний. Отец Ферапонт сидел в
этот раз у дверей келийки, на низенькой скамеечке. Над ним слегка шумел
огромный старый вяз. Набегал вечерний холодок. Обдорский монашек повергся
ниц пред блаженным и попросил благословения.
- Хочешь, чтоб и я пред тобой, монах, ниц упал? - проговорил отец
Ферапонт. - Восстани!
Монашек встал.
- Благословляя да благословишися, садись подле. Откулева занесло?
Что всего более поразило бедного монашка, так это то, что отец
Ферапонт, при несомненном великом постничестве его, и будучи в столь
преклонных летах, был еще на вид старик сильный, высокий, державший себя
прямо, несогбенно, с лицом свежим, хоть и худым, но здоровым. Несомненно
тоже сохранилась в нем еще и значительная сила. Сложения же был
атлетического. Несмотря на столь великие лета его, был он даже и не вполне
сед, с весьма еще густыми, прежде совсем черными волосами на голове и
бороде. Глаза его были серые, большие, светящиеся, но чрезвычайно
вылупившиеся, что даже поражало. Говорил с сильным ударением на о. Одет же
был в рыжеватый длинный армяк, грубого арестантского по прежнему именованию
сукна и подпоясан толстою веревкой. Шея и грудь обнажены. Толстейшего
холста, почти совсем почерневшая рубаха, по месяцам не снимавшаяся,
выглядывала из-под армяка. Говорили, что носит он на себе под армяком
тридцатифунтовые вериги. Обут же был в старые почти развалившиеся башмаки на
босу ногу.
- Из малой Обдорской обители, от святого Селивестра, - смиренно ответил
захожий монашек, быстрыми, любопытными своими глазками, хотя несколько и
испуганными, наблюдая отшельника.
- Бывал у твоего Селивестра. Живал. Здоров ли Селиверст-то?
Монашек замялся.
- Бестолковые вы человеки! Како соблюдаете пост?