"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 4)" - читать интересную книгу автора

поставить к себе в отношения подчиненные, действуя на нее почти
деспотически. Она и подчинилась, о, давно уже подчинилась, и лишь не могла
ни за что перенести одной только мысли, что мальчик ее "мало любит". Ей
беспрерывно казалось, что Коля к ней "бесчувствен", и бывали случаи, что
она, обливаясь истерическими слезами, начинала упрекать его в холодности.
Мальчик этого не любил, и чем более требовали от него сердечных излияний,
тем как бы нарочно становился неподатливее. Но происходило это у него не
нарочно, а невольно, - таков уж был характер. Мать ошибалась: маму свою он
очень любил, а не любил только "телячьих нежностей", как выражался он на
своем школьническом языке. После отца остался шкап, в котором хранилось
несколько книг; Коля любил читать и про себя прочел уже некоторые из них.
Мать этим не смущалась и только дивилась иногда, как это мальчик вместо
того, чтоб идти играть, простаивает у шкапа по целым часам над какою-нибудь
книжкой. И таким образом Коля прочел кое-что, чего бы ему нельзя еще было
давать читать в его возрасте. Впрочем в последнее время, хоть мальчик и не
любил переходить в своих шалостях известной черты, но начались шалости,
испугавшие мать не на шутку, - правда, не безнравственные какие-нибудь, зато
отчаянные, головорезные. Как раз в это лето, в июле месяце, во время
вакаций, случилось так, что маменька с сынком отправились погостить на
недельку в другой уезд, за семьдесят верст, к одной дальней родственнице,
муж которой служил на станции железной дороги (той самой, ближайшей от
нашего города станции, с которой Иван Федорович Карамазов месяц спустя
отправился в Москву). Там Коля начал с того, что оглядел железную дорогу в
подробности, изучил распорядки, понимая, что новыми знаниями своими может
блеснуть, возвратясь домой, между школьниками своей прогимназии. Но нашлись
там как раз в то время и еще несколько мальчиков, с которыми он и сошелся:
одни из них проживали на станции, другие по соседству, - всего молодого
народа от двенадцати до пятнадцати лет сошлось человек шесть или семь, а из
них двое случились и из нашего городка. Мальчики вместе играли, шалили, и
вот на четвертый или на пятый день гощения на станции состоялось между
глупою молодежью одно преневозможное пари в два рубля, именно: Коля, почти
изо всех младший, а потому несколько презираемый старшими, из самолюбия или
из беспардонной отваги, предложил, что он, ночью, когда придет
одиннадцатичасовой поезд, ляжет между рельсами ничком и пролежит недвижимо,
пока поезд пронесется над ним на всех парах. Правда, сделано было
предварительное изучение, из которого оказалось, что действительно можно так
протянуться и сплющиться вдоль между рельсами, что поезд конечно пронесется
и не заденет лежащего, но однако же каково пролежать! Коля стоял твердо, что
пролежит. Над ним сначала смеялись, звали лгунишкой, фанфароном, но тем пуще
его подзадорили. Главное, эти пятнадцатилетние слишком уж задирали пред ним
нос и сперва даже не хотели считать его товарищем, как "маленького", что
было уже нестерпимо обидно. И вот решено было отправиться с вечера за версту
от станции, чтобы поезд, снявшись со станции, успел уже совсем разбежаться.
Мальчишки собрались. Ночь настала безлунная, не то что темная, а почти
черная. В надлежащий час Коля лег между рельсами. Пятеро остальных,
державших пари, с замиранием сердца, а наконец в страхе и с раскаянием,
ждали внизу насыпи подле дороги в кустах. Наконец загремел вдали поезд,
снявшийся со станции. Засверкали из тьмы два красные фонаря, загрохотало
приближающееся чудовище. "Беги, беги долой с рельсов!" - закричали Коле из
кустов умиравшие от страха мальчишки, но было уже поздно: поезд наскакал и