"Федор Михайлович Достоевский. Письма (1876) " - читать интересную книгу автора

внимательно, раздевши догола. Результат постукивания и осмотра тот, что в
верхних частях груди, справа и слева - улучшение (оттого и не ноет орган как
прежде), но зато место под правым соском, под 5-м ребром, на которое я
иногда зимой жаловался, что болит, и которое еще одиннадцать лет тому назад
указал Боткин, предсказав, что отсюда разовьется болезнь, - ухудшилось, и,
может быть, очень. Орт, впрочем, говорит, что еще не может определить,
потому что я позволил себе большую надсадку, почти не выходя из вагона с
понедельника до четверга, но что дня через три, когда я отдохну, он еще раз
меня осмотрит. Затем, на мой усиленный вопрос, сказал, что смерть еще далеко
и что я еще долго проживу, но что, конечно, петербургский климат, надобно
брать предосторожности и т. д., и т. д. Прописал мне кренхен, сначала по два
стакана утром и по стакану вечером, с молоком, и по стакану гаргаризации
горла, утром и вечером, кессельбрунненом. Ну вот и все пока про лечение.
Затем пошел искать квартиру: в "Люцерне" все занято, но встретили меня чуть
не с восторгом и рекомендовали мне разом две или три квартиры; но
третьегодняшняя М-me Бах, владелица отеля "Ville d'Alger", в котором я жил
третьего года, поймала меня на дороге, у своих ворот (она почти рядом с
"Люцерном"), и заманила меня к себе. Я прямо ей объявил, что она очень
дорога, хотя мне у ней было очень покойно, но она, поторговавшись, спустила
охотно все цены, так что за комнату с спальней, прекрасно меблированную и
которая третьего года ходила (я помню это) за 14 талеров в неделю, взяла
теперь с меня всего десять. Равномерно спустила с завтрака, с чая и с ужина,
и даже обед мне будут приносить на дом лишь за 1 1/2 марки, вместо 2-х, как
третьего года. Сторговавшись, я тотчас и переехал. Моя комната рядом с той
комнатой (точно такой же, как моя), в которой я прожил третьего года. Но
переехав, я тотчас наткнулся на неприятность: эту комнату рядом (мою
третьегодняшнюю) и отделенную от теперешней моей лишь запертою дверью заняли
две только что приехавшие дамы, мать и дочь, кажется из Греции, говорят
по-гречески и по-французски, но можешь себе представить - они говорят без
умолку, особенно мать, но не то что говорят, а кричат буквально, и главное
без умолку, ни одной секунды перерыва. В жизнь мою я не встречал такой
неутомимой болтливости, и, однако, мне надо будет работать, читать,
писать, - как это делать при такой беспрерывной болтовне? и потому очень бы
желал перебраться в верхний этаж, который дешевле и без балкона, и хуже, но
в котором тихо. Но М-me Бах говорит, что ту квартиру уже обещала и что не
знает, как решить. Хорошо, кабы она решилась. Во всяком случае, мой адресс:
Bad-Ems, Allemagne а M-r T. Dosy, poste restante, a в экстренных
случаях (телеграммы, например) Allemagne, Bad-Ems, Hotel Ville d'Alger.
Я прожил вчера вечером очень тяжелые минуты. Мне ужасно всегда
оставаться одному. Пока в дороге - еще не было так больно, а теперь, как уже
живу без вас, один, очень тяжело. Думаю, что ты уже у детей. Как-то ты,
бедная, доехала? Поскорей бы от вас хоть что-нибудь. Вчера на ночь горячо об
вас молился; тебя видел во сне. Хотел поспать подольше, но в шесть часов
раздались стуки по всему дому и затрещали за дверью чечетки. Лечение я начну
завтра, ибо день надо отдохнуть, но сегодня вечером все-таки схожу
пополоскать горло кессельбрунненом, а может быть, и выпью вечерний стакан
кренхена. Анечка, голубчик, смотри за детьми, ради бога; води их в чистоте и
говори им обо мне. Что Леша? Феди скоро рождение. Обнимаю тебя
крепко-накрепко. Люблю душой и еще другим образом до последнего атома. Пошли
бог тебе здоровья. Кланяйся маме и всем нянькам. Целуй детей. Теперь напишу