"Федор Михайлович Достоевский. Письма (1876) " - читать интересную книгу автора

настало сердцебиение, продолжавшееся до ночи, и чрезвычайный прилив крови к
темени. Но я нисколько не растревожился: все это написано в книге об эмских
водах, только разница в том, что надо мной действие вод сказалось слишком
поспешно, то есть в первые трое суток. Орт сказал мне вчера, что это и
прекрасно, и увеличил прием кренхена до трех стаканов поутру. Я встаю в 6
часов утра, в 7 пью воды, и это берет 1 1/2 часа. Тут играет музыка, и снует
кругом и везде шеститысячная толпа. Затем в половину девятого пью кофей с
сухарями, - сквернейший кофей, но с ужасным аппетитом. Впрочем, такой кофей
пью не я один, а вся Германия. Во всей Германии не знают лучше. Затем в час
обедаю два грубые блюда супу и говядины с картофелем и компот (2 марки) - но
аппетит от вод усиливается, и я ем как будто обед Дюссо. Вечером в 5-м часу
пью опять воду и слушаю музыку, затем иду гулять, а в 8 часов пью чай,
съедаю маленький кусочек говядины и в 10 ложусь спать. Беда только в том,
что все не могу выспаться, вчера например, да и третьего дня, к тому же
будят соседи, особенно слишком рано поутру.
Я моих греческих чечеток-соседок не вынес (возможности не было), и М-me
Бах пустила меня наверх, и теперь я занимаю две комнаты несколько пониже и
хуже меблированных, но дешевле. Не знаю только, будет ли мне в этом "Ville
d'Alger" хорошо, хотя M-me Бах очень внимательна. Она овдовела и оказалось,
что она француженка, но из Алжира, а я и не знал этого, по крайней мере
теперь говорю по-французски. Ей тридцать три года, и к ней ходит жених
степеннейший сорокалетний эмзец, тоже гутбезитцер, и которого она не
принимает в комнатах, а сидит с ним лишь на скамейке у ворот, но зато все
сутки. Когда я выхожу, то она вся краснеет, как виноватая.
Я ей сказал, что самое лучшее ей поскорей выйти замуж, хотя у ней трое
детей и на лицо она уже старенька. Затем купил галстучки, записался на
библиотеку, разложился с вещами, отдал мыть белье, пожертвовал на blцdige
Kinder и т. д. и т. д. Знакомых никого, русских пропасть, в курзале есть
четыре русские газеты, "Нового времени" нет. Двое русских попались на
променаде навстречу, и один сказал другому (я слышал это) - "знаешь, ведь
это Достоевский". А между тем знакомых нет.
Многие мысли меня мучат, мучат буквально и ужасно. Главное то, что надо
писать "Дневник", а у меня и мыслей нет, и когда начну - не знаю, а Орт,
когда я его спросил о литературных занятиях, положительно запретил их.
Разумеется, я его не послушаюсь, но вот уже 5 дней прошло, а я еще ничего не
сделал. Про детей, об которых думаю с какою-то болью в сердце, я не
беспокоюсь, потому что ты с ними, а на тебя ли не понадеяться. Но беда в
том, чтоб не захворала ты, вот об чем мучаюсь. Ты очень надорвалась в
последнее время. Тогда кто за вами всеми присмотрит?
Анечка, голубчик, я только и делаю, что об тебе думаю; думаю во
всевозможных картинах и представлениях. Ты знаешь, что я каждый раз после
длинной разлуки в тебя влюбляюсь и приезжаю в тебя влюбленный. Но, ангел
мой, этот раз несколько иначе: вероятно, ты заметила, что я и уехал из
Петербурга этот раз уже в тебя влюбленный. После нашей крупной ссоры я мог
брюзжать и, укладываясь в дорогу, быть нетерпеливым (это уж мой характер),
но в то же время я начал в тебя влюбляться и тогда же дал себе в этом отчет,
даже подивился. Во время нашего девятилетнего супружества я был влюблен в
тебя раза четыре или пять, по нескольку времени каждый раз. (Раз и теперь с
наслаждением вспоминаю, как года 4 назад я влюбился в тебя, когда мы как-то
крупно поссорились и друг с другом несколько дней не говорили; мы куда-то