"Федор Михайлович Достоевский. Письма (1857) " - читать интересную книгу автора

следующего письма об X.
Вы пишете (и совета просите) насчет брака с m-lle К. Но, друг мой, за
глаза советов давать невозможно. Одно скажу: если Вы сами называете ее
ангелом, то не упускайте случая быть счастливым на всю жизнь. Нет
возможности не полюбить чистое, праведное создание, которое назовете своею
женою и полюбите хоть не страстью, но святее и выше и прочнее, чем
кого-нибудь, - будьте уверены. Это так мне кажется! Еще: Ваше положенье в
семействе требует фактической независимости, иначе Вы будете несчастны, Вы
не выдержите и, по крайней мере, будете неспособны хоть что-нибудь начать в
жизни. Если отец Ваш готов обеспечить Вас и дать Вам 5000 руб. в год, то не
упускайте этого из виду, но сделайте так, чтоб эти 5000 были верные и не
зависели от того, как подует ветер, от расположения отца. Это необходимо.
Вот Вам два слова об этом. В следующем письме буду писать об этом и выскажу
все, как я смотрю на это.
Благодарю Вас без конца за письмо Ваше, но ради бога пишите чаще,
отвечайте мне тотчас же на это письмо, не дожидаясь второго. Адрес мой
другие пишут прямо на мое имя. Но Вас попрошу писать на имя Ламота, с
передачею Ф. М., то есть мне. Вы пишете о брате: мне жаль, что Вы с ним не
сходитесь. (3) Я об нем бог знает с какого времени ни слуху, ни духу не
имею. Он дает мне в 8 месяцев по 2 строчки, как милостыню, и никогда не
пишет о нужном, а все бог знает что. Чего он боится? Есть столько о чем надо
написать и что можно написать. А я нуждаюсь в известиях. Он мне ни слова не
пишет о литературе, а ведь это мой хлеб, моя надежда. Хоть бы он отвечал мне
только на мои вопросы. Н<а><прим>ер, я крайне нуждаюсь знать, что нынче
антрепренеры литературные? Это для меня капитально. Боится, что ли, он? Не
понимаю, не понимаю его, несмотря ни на какие его объяснения. Я знаю одно:
это превосходнейший человек! Но что же с ним делается? Вы пишете, что я
ленюсь писать; нет, друг мой, но отношения с М<арией> Д<митриевной> занимали
всего меня в последние 2 года. По крайней мере жил, хоть страдал, да жил!
Хочу просить торжественно о позволенье печатать. Помогите, помогите
мне, когда настанет время! Похлопочите о позволенье, по крайней мере, не
оставляйте меня известиями. Поймите мое положение и будьте хоть Вы моим во
всем хранителем, как до сих пор были!
До сих пор не знал наверно, где Ваши вещи и книги. Вы так положительно
писали, что у Гернгросса, что я и сам это думал. Теперь оказывается, что они
у Остермейера. Еду через Змиев, спрошу о них! Но не понимаю, как отошлю их
Вам, ибо все уже отправились в Ирбит. Теперь поздно.
Р. S. Прилагаю мерку с головы для кивера. Бесценнейший Ал<ександр>
Егор<ович>! Мне крайне нужны эти вещи. У нас нет ни за какие деньги, и даже
мы не знаем хорошо настоящей формы. Надо: кивер, шарф, погоны, пуговицы, вот
и все! Но где достать, коли нет. Вышлите, ради бога, поскорее.
Простите же, бесценнейший друг, что пишу так наскоро. Скоро напишу обо
всем, а теперь до свиданья близкого. Обнимаю вас! Ради бога, пишите
подробнее обо всем, особенно о себе.
(1) ошибка, следует: января
(2) было: должишки
(3) было: не сойдетесь

121. В. М. КАРЕПИНОЙ 23 февраля 1857. Семипалатинск