"Федор Михайлович Достоевский. Публицистика 1860-х годов " - читать интересную книгу автора

назначение поручика Пирогова,63 он из пропавшей у чиновника шинели сделал
нам ужасную трагедию.64 Он рассказал нам в трех строках всего рязанского
поручика,65 - всего, до последней черточки. Он выводил перед нами
приобретателей, кулаков, обирателей и всяких заседателей. Ему стоило указать
на них пальцем, и уже на лбу их зажигалось клеймо навеки веков, и мы уже
наизусть знали: кто они и, главное, как называются.66 О, это был такой
колоссальный демон, которого у вас никогда не бывало в Европе и которому вы
бы, может быть, и не позволили быть у себя. Другой демон - но другого мы,
может быть, еще больше любили. Сколько он написал нам превосходных стихов,
писал он и в альбомы, но даже сам г-н -бов посовестился бы назвать его
альбомным поэтом.67 Он проклинал и мучился, и вправду мучился. Он мстил и
прощал, он писал и хохотал - был великодушен и смешон. Он любил нашептывать
странные сказки заснувшей молодой девочке и смущал ее девственную кровь, и
рисовал перед ней странные видения, о которых еще ей не следовало бы
грезить, особенно при таком высоконравственном воспитании, которое она
получила.68 Он рассказывал нам свою жизнь, свои любовные проделки: вообще он
нас как будто мистифировал; не то говорит серьезно, не то смеется над
нами.69 Наши чиновники знали его наизусть, и вдруг все начали корчить
Мефистофелей, только что выйдут, бывало, из департамента.70 Мы не
соглашались с ним иногда, нам становилось и тяжело, и досадно, и грустно, и
жаль кого-то, и злоба брала нас. Наконец ему наскучило с нами; он нигде и ни
с кем не мог ужиться; он проклял нас, и осмеял "насмешкой горькою обманутого
сына над промотавшимся отцом",71 и улетел от нас,

И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал.72

Мы долго следили за ним, но наконец он где-то погиб - бесцельно,
капризно и даже смешно.73 Но мы не смеялись. Нам тогда вообще было не до
смеху. Теперь дело другое. Теперь бог послал нам благодетельную гласность, и
нам вдруг стало веселее. Мы как-то вдруг поняли, что все это
мефистофельство, все эти демонические начала мы как-то рано на себя
напустили, что нам еще рано проклинать себя и отчаиваться, несмотря на то,
что еще так недавно господин Ламанский среди всего Пассажа доложил нам, что
мы не созрели.74 Господи, как мы обиделись! Господин Погодин прискакал из
Москвы на почтовых, запыхавшись, и тут же начал всенародно утешать нас и,
разумеется, тотчас же нас уверил (даже без большого труда), что мы
совершенно созрели.75 С тех пор мы такие гордые. У нас Щедрин, Розенгейм...
Помним мы появление г-на Щедрина в "Русском вестнике". О, тогда было такое
радостное, полное надежд время! Ведь выбрал же г-н Щедрин минутку, когда
явиться. Говорят, в "Русском вестнике" прибавилось вдруг столько
подписчиков, что и сосчитать нельзя было,76 несмотря на то, что почтенный
журнал уж и тогда начинал толковать о Кавуре, об английских лордах и
фермерстве.77 С какою жадностью читали мы о Живоглотах, о поручике
Живновском, о Порфирии Петровиче, об озорниках и талантливых натурах,78 -
читали и дивились их появлению. Да где ж они были, спрашивали мы, где ж они
до сих пор прятались? Конечно, настоящие живоглоты только посмеивались. Но
всего более нас поразило то, что г-н Щедрин едва только оставил северный
град, Северную Пальмиру (по всегдашнему выражению г-на Булгарина79 - мир
праху его!), как тотчас же у него и замелькали под пером и Аринушки, и