"Владимир Довгань, Елена Минилбаева. Как заработать первый миллион, не имея стартового капитала" - читать интересную книгу автора

могла при всем классе разразиться бранью: "Довгань, ты идиот! Таких идиотов
надо выгонять из школы!" Я не знал, куда спрятаться от стыда, вжимал голову
в плечи и испытывал унижение, какое не приснится в самом ужасном кошмаре.
Школа превратилась для меня в один большой стресс.
Единственным моим оружием против горе-педагогов была возможность играть
роль абсолютно равнодушного к оценкам ученика. Мне ставили двойки и тройки,
но я знал, что этим людям не нужен ни я, ни мои знания. Соответственно вел
себя и я. Я не мог открыть книгу и прочитать заданное произведение, я
заранее отвергал любую возможность получить хорошую оценку, потому что это
означало бы, что я сдался и, как и все, пошел на поводу. И напротив, я без
труда успевал по тем предметам, которые преподавались неравнодушными,
любящими свое дело педагогами. До сих пор с уважением вспоминаю учителей
физики и истории. По этим предметам у меня всегда были пятерки. Я старался
не из-за оценок. Мои доклады и отскакивающие от зубов формулы были всего
лишь моими мальчишескими дарами на алтарь уважения и восхищения ими.
Но поскольку мой дневник пестрел двойками и тройками по другим
предметам и бесконечными "Вертелся на географии!" и "Вызвать родителей!", у
меня сложился имидж махрового троечника, этакого гадкого утенка.
Мои одноклассники, модно одетые, получающие пятерки и четверки, о
чем-то любезничали с учителями, обсуждали новости. Я же, долговязый увалень
в очках, в старой потрепанной одежде, чувствовал себя отверженным,
недотепой, неудачником. На всю жизнь запомнилось, как две старшеклассницы
смотрели на меня и потешались: "Это что за чучело такое, что за урод!" Я
смотрел на них снизу вверх сквозь треснутые очки и готов был провалиться
сквозь землю.
Я прекрасно понимал, что неровня ребятам, которых хвалят на собраниях,
которые ладят с учителями и подстраиваются под их требования. Было чувство,
что это люди из другого мира, с другой планеты. Естественно, самому большому
неудачнику ничего не оставалось, как найти себе такого же друга - разгильдяя
и неудачника.
С моим другом Дмитрием Васильевым мы бесцельно слонялись по округе все
свободное время, без конца изобретая способы прогулять уроки. То мы
наедались ледяного мороженого, то вставали босыми ногами в холодные осенние
лужи, чтобы болеть как можно дольше. Врали родителям, лишь бы не ходить в
школу...
Теперь я понимаю, какое огорчение это доставляло моим родным! Родители
трудились в три смены, недоедали и недосыпали ради нас - а тут я со своими
выкрутасами. Когда запас родительских увещеваний иссякал, отец просто
хватался за ремень...
Глотая слезы, я долго лежал в темной комнате, пока не приходил из школы
брат. Мы с ним всегда очень хорошо понимали друг друга, хотя по натуре были
абсолютно разными: он - спокойный, усидчивый, я же всегда был в движении,
словно маленький ураган.
Валентин был одним из первых учеников в школе и уже тогда готовился
стать инженером. Брат по-своему пытался защитить меня и помочь мне
справиться с моими бедами. Перед сном мы часто подолгу разговаривали с ним
обо всем на свете: о смысле жизни, о честности, о нашем будущем. Ему я
поверял все свои горести без утайки. Я помню, как он своим добрым, мягким
голосом говорил мне: "Братишка! Ты пойми, мы с тобой одни у родителей. Они
надеются на нас. Возьмись за учебу, хватит лоботрясничать!"