"Сергей Довлатов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 3" - читать интересную книгу автора

"- А ты славный малый!
- Правда?
- Да, ты славный малый!
- Я разный.
- Нет, ты славный малый. Просто замечательный.
- Ты меня любишь?
- Нет..."

Выпирающие ребра подтекста. Хемингуэй как идеал литературный и
человеческий...
Недолгие занятия боксом... Развод, отмеченный трехдневной пьянкой...
Безделье... Повестка из военкомата...
Стоп! Я хотел уже перейти к решающему этапу своей литературной
биографии. И вот перечитал написанное. Что-то важное скомкано, забыто.
Упущенные факты тормозят мои автобиографические дроги.
Я уже говорил, что познакомился с Бродским. Вытеснив Хемингуэя, он
навсегда стал моим литературным кумиром.
Нас познакомила моя бывшая жена Ася. До этого она не раз говорила:
- Есть люди, перед которыми стоят великие цели!

Соло на ундервуде

Шли мы откуда-то с Бродским. Был поздний вечер. Спустились в метро -
закрыто. Чугунная решетка от земли до потолка. А за решеткой прогуливается
милиционер.
Иосиф подошел ближе. Затем довольно громко крикнул:
"Э!"
Милиционер насторожился, обернулся.
"Дивная картина, - сказал ему Бродский. - впервые наблюдаю мента за
решеткой".

Я познакомился с Бродским, Найманом, Рейном. В дальнейшем узнал их
лучше. То есть в послеармейские годы, когда мы несколько сблизились. До
этого я не мог по заслугам оценить их творческое и личное своеобразие. Более
того, мое отношение к этой группе поэтов имело налет скептицизма. Помимо
литературы я жил интересами спорта, футбола. Нравился барышням из
технических вузов. Литература пока не стала моим единственным занятием. Я
уважал Евтушенко.
Почему же так важно упомянуть эту группу? Я уже тогда знал о
существовании неофициальной литературы. О существовании так называемой
второй культурной действительности. Той самой действительности, которая
через несколько лет превратится в единственную реальность...
Повестка из военкомата. За три месяца до этого я покинул университет.
В дальнейшем я говорил о причинах ухода туманно. Загадочно касался
неких политических мотивов.
На самом деле все было проще. Раза четыре я сдавал экзамен по немецкому
языку. И каждый раз проваливался.
Языка я не знал совершенно. Ни единого слова. Кроме имен вождей
мирового пролетариата. И наконец меня выгнали. Я же, как водится, намекал,