"Локхард Драко. Стрела Дамокла" - читать интересную книгу автора

Сын сенатора нехотя последовал за сестрой. В дверях обернулся.
-Учтите, профессор, - глаза Квинта на миг сверкнули холодным отцовским
гневом. - Мы вложили в вас слишком много. Ошибок быть не должно.
-Учту... - выдавил Мойше. Дверь шумно закрылась.
Несколько минут учёный сидел на кровати, безвольно уронив руки.
Наконец, собравшись с силами, встал, закрыл дверь на ключ, поднял с пола
валидол. Тяжёлая нога Квинта раздавила край упаковки.
Почти минуту Мойше смотрел, как медленно сыпется белый порошок.
Достаточно принять десять таких таблеток, и боль уйдёт навсегда. Он больше
не будет плакать ночами, вспоминая лицо жены, не будет унижаться перед
Квинтом и подобными ему. Столько лет... Столько лет потрачено на мечту.
"Я могу всё изменить" - подумал Мойше. Последние годы только эта мысль
заставляла его цепляться за жизнь. - "Я могу всё изменить..."
Человек рождается, живёт, умирает. О подавляющем большинстве людей
кроме этих слов - сказать нечего. Какой след они оставляют в сердцах?
Вспомнит ли о них хоть одна живая душа?
А ведь многие умирают, не успев даже пожить как следует. Тем, кому
повезло не погибнуть в юности, создать семью в зрелости, дожить до
старости - им от первого крика до последнего вздоха оставалось почти
семьдесят лет. Но что можно сделать за такое ничтожное время? Что можно
успеть за одну человеческую жизнь?
Мойше сдавил в кулаке пачку валидола. Корень зла не в людях, корень - в
проклятии, именуемом историей. Рим, Вечный Город, мир рабов и господ. Можно
ли за одну человеческую жизнь разрушить тысячелетнюю империю страданий?
Разрушить, чтобы построить новый мир, мир основанный на любви?
"Нельзя", - подумал Мойше. - "Конечно, нельзя."
Но он собирался попробовать.
Опустившись на кровать, профессор Левинзон с трудом разжал пальцы и
вытащил из мятой упаковки одну таблетку валидола.
Всего одну.


** **


По настоянию Квинта, сенатор Веррес лично присутствовал на старте.
Грузный, высокий, с обрюзглым лицом, он с утра дышал в затылок Мойше и ходил
за ним по всей лаборатории, время от времени задавая чёткие и конкретные
вопросы. Профессор нервничал, хотя был вынужден отметить незаурядный ум
сенатора.
"Каким же чудовищем он станет, если его план осуществится?" - подумал
Мойше. Он помнил, за что Верреса изгнали с Капитолийского холма, помнил так
же ясно, как лицо своей жены, умершей от тифа тридцать шесть лет назад. Тем
летом впервые прозвучало имя Горация Верреса, самого молодого центурия
Республики.
Последние пять лет Мойше ежедневно смотрел на копию того Верреса,
Верреса Циничного, как называли его в молодые годы. Сенатор не имел никакого
отношения к смерти жены Мойше, но ассоциативная цепочка помнилась до сих
пор: горе, боль, смерть, Веррес.
Горе, боль, смерть.