"Аркадий Драгомощенко. О песке и воде." - читать интересную книгу автора

значения, то есть "места", где нет вещей, но где таятся возможности их
явления, и отчего место это отнюдь не убывает в явлении их, также как
и не прибавляется в мире вещей.


Что касается меня, в таковом созерцании я намереваюсь (не исключено,
что тщетно) в крайне замедленном процессе развоплощения, раз-
оформления начать отношения со... скажем так, собственным
исчезновением, разыгрывая эту комедию у самого себя на виду. Что и
представляется мне бесспорной банальностью, наподобие повсеместно
описываемой встречи со своим "я" - его идентификацией.


И все же избрание такого, отчасти невразумительного, подхода оправдано
желанием по мере возможности избежать шума, притязающего на молчание,
вместе с тем избегая суждений по части неадекватности высказываемого
намерению (ему предшествующему) или же смыслам этим высказываемым
производимым. Вероятно в этом лежит причина желания еще раз вернуться
к теме наших сегодняшних собеседований.


Случайность, с какой она скользнула из мнимого ниоткуда в мое сегодня
и обрела форму многообещавшей мысли; ее поразительная, незамедлительно
приводящая на ум тончайшие экспликации древних китайских стратегов,
податливость, с каковой она возникла и обрела реальность в неожиданном
желании присутствующих превратить ее в действительный повод для
рассуждения или же для признаний в любви, сразу же исполнились для
меня угрожающим существованием никогда не бывших предметов из хорошо
известного рассказа Борхеса.


Вместе с тем, думал я, произошла совершенно обыденная вещь:
преизбыточность контекста, ставшего замкнутой тотальностью метафоры,
свела значения наших слов к нулю или - точнее, я на долю мгновения как
бы погрузился в вычлененное из равных ему мгновение, из которых ткется
все то, что я вправе назвать моим, - даже возможность взглянуть на
мгновение с иной его стороны - со стороны его смерти.


Надо сказать - таково отступление в сторону - она необыкновенно легка
и пропитана мятой, подобно тысячеокой росе бесплотного зрения, в
которой обретает смерть рассвета - ночь, мгновение, отслоившееся в
избрании расстояния между собой и собой. Стало быть, догадываюсь я,
это об избрании, о неизъяснимом жесте указания и обретения предмета,
темы, вещи в не поддающемся описанию временем акте.


В самом деле, что был или есть (какое, между тем, мне дело до
временных категорий, если я говорю о нашем предмете, и о чем подробней
позже) для меня "песок" либо, перекрывающая его в своем непременном