"Михаэль Драу. Постапокалипсис " - читать интересную книгу автора

загоревшийся желанием увидеть Город. Ведь если вместе с ним, пусть на
расстоянии, в Город верит еще кто-то, то есть надежда. Надежда -
единственное, что осталось у жителей этого пораженного болезнью мира.
Говорят, человек привыкает ко всему. И, может быть, отчасти это так.
Люди научились жить в условиях пандемии, но общество сильно изменилось.
Невиданная болезнь, менявшая штаммы своего вируса быстрее, чем люди успевали
отреагировать, унесла жизни около восьмидесяти процентов населения планеты.
Желтая и черная расы вымерли практически полностью. А среди оставшейся части
белой произошло разделение на доноров и реципиентов. Выяснилось, что болезни
не подвержены светлоглазые люди. Чем вызван сей феномен, не было времени
разбираться, и темноглазые, коих оказалось гораздо больше светлоглазых,
быстро нашли последним применение. Заимствуя у них иммунные клетки, прививая
их себе, темноглазые постепенно низвели светлоглазых до состояния рабов,
если не домашнего скота. В самом лучшем случае светлоглазого не ждало ничего
приятнее положения тщательно пестуемого и оберегаемого домашнего любимца. И
многие смирились, даже сумели найти своеобразную прелесть в этом. Но только
не Гэйб.
Он обладал редчайшим оттенком глаз - светло-голубым, как летнее небо
ранним утром. Такие особи с абсолютным иммунитетом, как он, были на вес
золота на ферме Хозяина Эйма. Условия содержания Гэйба были поэтому не
слишком строгими, что и позволило "неблагодарной твари" (как назвал Гэйба
Старик) сбежать. Мало кто понял молодого раба. Большинство светлоглазых
Хозяина Эйма не испытывали больших трудностей в жизни. Хозяин был добр. Но
он все равно являлся Хозяином. В конце концов Гэйб решил покончить с правом
обладания одного человека другим. И отправился на поиски Города, в котором
нет болезни, в котором одни люди не паразитируют на других.
Небо темнело все быстрее и, казалось, тяжело вращалось над головой.
Скалы угрюмо следили за чужаком своими глазами-провалами узких пещер.
Шорох.
Гэйб резко замер и крутнулся назад, перекидывая базуку в руку.
Пригляделся. Никого. Впрочем, в сумерках все гораздо хуже видно, чем даже в
полной темноте. Любая игра теней кажется живым существом. Гэйб угрюмо
насупился, прищурив глаза, и включил фонарь, поведя им из стороны в сторону.
Ничего. Так и знал, показалось...
Едва молодой раб отвернулся и собрался выключить фонарь, как снова
послышался быстрый и стремительно приближающийся шорох. Гэйб не стал тратить
секунды на то, чтобы оглянуться, а просто нырнул вперед, перекатившись через
плечо и сразу же вскочив на ноги. Это позволило значительно увеличить
дистанцию между ним и неведомым, пока еще невидимым врагом. Оглянувшись,
Гэйб быстро перевел базуку в огневой режим, приготовившись стрелять. И на
секунду замер.
Более мерзкого существа он в жизни не видел. Впрочем, в полисе такой
погани не водилось. Чистильщики заблаговременно уничтожали любое существо,
не отвечающее антропоморфным стандартам. Тварь напоминала то ли человеческий
эмбрион, то ли ящерицу. Она стояла на задних лапках, прижав передние к
костлявой груди, и быстро раздувала узкие ноздри. Ростом она едва ли
достигала колена Гэйба. И казалась в чем-то даже трогательной. Но Гэйб не
обманывался на ее счет. Толстый хвост и сплошные переплетения мышц на ляжках
коротеньких ножек безошибочно указывали на то, что эта "ящерица-эмбрион"
очень далеко и высоко прыгает. Пожалуй, поворачиваться к ней спиной не