"Андрей Дрипе "Последний барьер" (Роман о колонии для подростков)" - читать интересную книгу автора

треугольник. На воле у Николая, по всей видимости, был лихой чуб до самых
бровей. Глаза... Глаза беспокоят - взгляд их прямой и наглый. А если
смотреть подольше, то вселять беспокойство начинают и густые брови, и алые
губы, и нос с широкими ноздрями. Всего этого чутьчуть многовато, все
слишком сочное, пышет каким-то избыточным здоровьем. А души нет. Нету в
его лице той одухотворенности, которая и некрасивые черты наделяет
привлекательностью и обаянием. Иногда утверждают, будто бы по лицу нельзя
судить о внутреннем мире человека. Чепуха. За долгие годы работы в колонии
Киршкалн убедился в том, что внешность весьма точно характеризует
человека. Ошибки случаются редко. Ребят, подобных Николаю, он перевидел
много. Они шумливы и самоуверенны, замечают лишь себя и болезненно
переживают малейшее ограничение их стремлений. Их шутки чаще всего
неуместны, а их забавы причиняют страдания другим. Нам - все, для других
же от нас лишь неприятности - таков их девиз.
"С этим горя хватишь, слишком высокого о себе мнения", - вспоминает
Киршкалн предсказание коллеги и усмехается. На него в упор смотрят
мутноватые глаза Николая. В них можно уловить некоторое удивление и
нетерпение. Почему воспитатель не задает никаких вопросов, что еще за игра
в молчанку? Киршкалн не торопится. Николай был вожаком банды, и по всему
видать, он и сейчас гордится своим прошлым. Киршкалн вспоминает подшитую к
делу характеристику из следственного изолятора. "Упрямый, несдержанный,
грубый, организует беспорядки..." Именно таким Николай показал себя и в
карантине колонии, а если он о чем-то и сожалеет, то лишь о том, что
"глупо погорел". Николай не понимает, что провал шайки - закономерный
финал его действий. Думает, ему просто не повезло, в чем-то допустил
промах, прошляпил, в следующий раз маху не даст. Нет, нет, Николай Зумент,
или "Жук", как его величали шпанята целого городского района, не сдался.
Возможно, надо будет прикинуться паинькой, малость подурачить этих
простофиль в форме, но когда он вновь выйдет на волю, то возьмется за дело
по-настоящему.
Вполне вероятно, что сейчас мысли Николая могли иметь приблизительно
такое направление. Об этом говорит и поза воспитанника, и еле приметная
ухмылка в уголках рта, и то, как небрежно он кладет ногу на ногу. А
взгляд! Так, наверно, смотрит на вражеского солдата-конвоира плененный
генерал. Удивления в глазах Николая уже нет, зато возросло нетерпение.
"Этот, наверно, тоже стушевался, не знает, с чего начать расспросы", -
говорит его взгляд, и видно, что у мальчишки нет ни малейшего
представления об истинном положении вещей.
Нелегко говорить, когда перед тобой такое вот недалекое и наивное, но
невесть что мнящее о себе существо. И воспитатель, обдумывая первую фразу,
распрямляет кулаки, глядит на свои длинные, тонкие пальцы, снова сжимает
их и поднимает взгляд на воспитанника. Николай Зумент - семнадцатилетний
бандит, продукт целой вереницы печальных и взаимосвязанных причин. У
Николая есть характер, умение подчинять, коноводить и организовывать; он
смел и всегда готов пойти на риск. До сих пор эти способности находили
лишь отрицательное применение. Как повернуть их в противоположную сторону?
Надо искать контакт. Это значит, надо наблюдать, познавать характер,
приучать к себе, надо навязывать свою волю, раскрывать, побуждать, надо
воспитывать, заботиться, надо, надо, надо... Их десятки, этих "надо", но
нигде не сказано и не написано, каким образом их приложить к сидящему