"Герман Дробиз. Спасение жука (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

ГЕРМАН ДРОБИЗ

Спасение жука


Детство ребенка проходит в путешествиях.
Сначала он ползал по просторам кроватки, утыкаясь 'лбом в деревянные
прутья, не подозревая, что мир не заканчивается пределами ограждения.
Однажды он почувствовал, что его ножки окрепли, и встал на них. Голова его
впервые возвысилась над ограждением, а глаза увидели неведомую страну. В
этой стране мерцали никелированные шары на спинках родительских кроватей,
вдали возвышалась гора платяного шкафа, а над горизонтом струился узорчатый
рисунок ковра, понуждая взгляд бесконечно бежать по прихотливым зигзагам.
По вечерам отдаленные края страны погружались в полумрак, и над всей
местностью властвовал оранжевый, заполненный мягким светом купол абажура,
словно сосуд с драгоценной целебной влагой, льющейся без устали и дарующей
теплоту чувств и ясность ума.
Светящийся купол висел, не падая и не подымаясь, и это более всего
интересовало мальчика, когда он наблюдал за жизнью комнаты, путешествуя
вдоль ограждения и цепляясь скрюченными пальчиками за прутья. Он чувствовал
силу своих ножек и ручек и учился управлять их совместными действиями. В нем
самом и во всем, что было вокруг, скрывалось нечто замечательное, все
связывающее воедино: это нечто двигало его руки и ноги, упруго прогибало
деревянные прутья оградки, раскачивало его постельку, но оставляло
недвижимыми мерцающие шары над кроватями, и сами кровати, и шкаф, и
удивительный светящийся купол меж потолком и полом; и он часами любовался на
это дивное равновесие.
А потом наступили времена путешествий по комнатам - этой и другой,
которая, оказывается, скрывалась за высокой белой дверью, открывавшейся с
тягучим скрипом, и таила в себе еще более интересные вещи: черную громаду
пианино, в боках которого смутно отражался огромный фикус в кадке,
бесконечный обеденный стол, зеркало до потолка, и голландскую печь - круглое
тело, обтянутое железом, с дырой, где с легким воем и треском рождался и
улетал огонь, добела раскаляя кирпичный свод.
Он завоевывал комнаты, открывая в них замечательные места - такие, как
щель между стеной и диваном, как угол за кадкой, где можно было, стоя в
рост, прятаться в листьях фикуса; любимое место было под обеденным столом,
где, сидя на крестовине, скрепляющей его точеные ноги, можно было наблюдать
за огнем в печи. Вот в топку укладывают березовые поленья - даже на
расстоянии чувствуется, какие они твердые, промерзшие, ледяные, только
принесенные со двора. Можно ли поверить, что они превратятся сначала в груду
золотой и алой россыпи углей, а потом и вовсе в жалкую серую кучку золы? Но
это каждый раз происходит! Вот крошечный красный язычок зажженной спички
робко лижет края берестяной растопки, и светлая береста вдруг на глазах
темнеет, вспыхивает, завивается в кольца. А вот и поленья занимаются жаром,
сперва по краям, потом изнутри. Он силится поймать мгновение, когда
очередная частица дерева становится чешуйкой огня, но оно неуловимо, это
мгновенье, в безостановочном бурлении огненных струй. Снова и снова
всматривается он в границу алого, наползающего на темное: вот оно только что
было завитком коры, древесным волоконцем... и вот стало летучим изгибом