"Герман Дробиз. Последняя пуля (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

могила - его сердце. Но он-то умер, а я похоронена заживо и обречена на
вечные муки, на холод, неподвижность и тишину. Вот цена счастливой секунды
полета, вот награда за верность долгу... Все это телесное, мягкое,
окружающее меня, превратится в прах и смешается с землей. А я буду ждать
годы и годы, и века, пока подземная влага не разложит мой свинец на окислы и
не превратит меня тоже в мертвое ничто.
Так и происходит. Идут годы. Сырость покрывает меня незаживающими
язвами. Я жива только воспоминаниями: полет, синее небо, цветущая поляна,
стихи... Мое горячее дыхание плавит крыло бабочки, снова - небо...
Я никогда не увижу небо. Годы идут. Десятки? Сотни? Не знаю.
Но вот, с некоторых пор, начинаются слуховые галлюцинации. Знакомые
звуки: рев двигателей, лязганье металла. Они глухо доносятся сквозь толщу
земли. Нет, это не галлюцинации! Однажды земля вздрагивает; внезапно -
мощный сдвиг, подъем, падение - рушится туча земли, песка и пыли, и среди
этих частиц падаю я. Потом все успокаивается, пыль садится, и я вижу...
небо!
Господи ты боже мой, я вижу небо. Я лежу на гребне земли, сброшенной
ковшом экскаватора. Местность неузнаваема. Лесной поляны нет и в помине, - с
высоты гребня открывается вид на оживленную городскую площадь. Громоздятся
многоэтажные здания, снуют пешеходы, поток автомобилей огибает сквер в
середине площади, а над ним на высоком постаменте стоит высеченная из камня
фигура. Что-то знакомое чудится в ее облике. Вывернутые за спину руки.
Округленный в крике рот. Позвольте, позвольте...
Это он. Значит... Значит, это был герой. Герой, оказавшийся достойным
памятника. Он, стало быть, погиб геройской смертью. И эту геройскую смерть
устроила ему я. Можно гордиться причастностью к историческому событию. Да,
но не означает ли существование памятника и прекрасного города вокруг него,
что тогда победили не те, кто послал меня, а - эти? И, следовательно, я как
аргумент оказалась несостоятельной... Ах, поймала я, если бы тогда победили
Наши, сейчас, возможно, на этом постаменте стоял бы памятник мне, геройски
погибшей пуле! Мне стало очень грустно. Потускнела радость возвращения к
жизни, к солнечному свет\. человеческим голосам...
Мальчуган взобрался на вершину гребня, сел, снят, сандалии и принялся
вытряхивать из них землю. Потом он увидел меня. Цепкие пальчики поднесли
меня к ею глазам, любопытным и приветливым. Рот округлился, теплая струя
воздуха сдула с моих боков прилипшие к ним крошки. Как давно я не
чувствовала тепла, как стосковалась по нему.
Он подбросил меня на ладошке и одобрительно произнес:
- Тяжеленькая!
Так я стала частью его богатств, разместившихся ч кармане штанишек.
Вместе со мной здесь осколок цветного стекла, шестеренка из часового
механизма и кубик игральной кости. Всех нас мальчуган искренне любит, но я
ему особенно нравлюсь. Однажды он даже чмокнул меня губами. Я, если так
можно выразиться, от души рассмеялась. Если б он знал, кого целует! Если б
видел меня, когда я проламывала ребро, рвала сердечную мышцу тому, к го
стоит сейчас на площади... Кстати, худо пришлось бы мне, если бы он уже
тогда был из камня. Но тогда он не был из камня...
Если рассказать тебе об этом, мальчуган, ты, может быть, и не поверишь.
Ты так далек or всего этого, как далека эта площадь от той поляны. Между тем
она я есть та поляна - просто ее обставили зданиями и покрыли асфальтом, а