"Иван Владимирович Дроздов. Оккупация " - читать интересную книгу автора

радует. Правда, Люша меня называет молодцом, а директор издательства
Владислав Аркадьевич - умница и прекрасный писатель, красавец и балагур, -
говорит, что люди моего типа долго остаются молодыми. Намекает на то, что
душа у меня ещё не постарела. Но это, конечно, моменты утешения, дружеских
ободряющих слов, а старость она всегда старость, природу не обманешь, и если
уж взяла тебя в обнимку, от неё не увернёшься.
Грустные это мысли, обыкновенно я гоню их, но вид моего фронтового
товарища Миши Меерсона и раньше-то навевал мне печальное настроение, а
теперь он со своим стенанием сеет тоску.
- Ты, извини, Иван, - посиди со мной. Люша там спать легла, а мы
посидим. Меня ночью стали посещать страхи, особенно, когда под лопаткой
заноет. Я тогда встаю и начинаю ходить по комнатам. Вспоминаю тот ужасный
случай, когда с балкона пятого этажа пьяного мужика выбросили; я иногда
ночью подойду к балкону, и мне кажется, что тень какая-то сверху летит. Ведь
он, конечно же, не сам прыгнул. С вечера-то там песни орали. Собралась
тёплая компания. Ну и - выбросили.
- Давно уж это было. Я забыть успел.
- Ты забыл, а мне он... летящий - мерещится. У меня сегодня два
племянника были, здоровые, как быки, и смотрят как-то нехорошо. Возьмут под
белы ручки, и - тоже полетел.
- Да зачем же им тебя выбрасывать?
- А квартира, мебель? Им бы меня поздравить, подарочек старику
принести, а они вопросы задают, не собираюсь ли опять в Израиль? А чего я
там забыл в Израиле? Там тоже племянничек есть, так он уж обобрал меня.
Двадцать тысяч долларов выманил, купил на них две машины, кирпичный гараж,
обещал продукты из кибуци возить, а сам скрылся куда-то. Соня и занемогла с
этого. И умерла скоро. Подлость такую не перенесла.
- Ты мне как-то рассказывал, не один племянник тебя огорчил.
- Всякое там было, но главное, конечно, мира и согласия между людьми
нет. Вроде бы одного рода-племени, а выйдешь на улицу - на тебя волком
смотрят. А один подошёл ко мне и говорит:
- Ты, папаша, русский что ли?
Я ему отвечаю:
- Что значит, русский? Если по месту рождения судить, то да, русский. А
в чём дело?..
- А фамилия твоя?
- Меерсон, но в чём дело, я вас спрашиваю?
- А в том и дело: домой тебе придётся ехать. Понял ты меня - домой.
- Мой дом здесь, в Израиле. Я и ехал сюда потому, что Израиль -
прародина отцов наших, а, значит, и наш дом. Здесь наша Родина.
- Ошибся ты, папаша. Здесь наш дом, а не ваш. Мы настоящие евреи -
ашкенази, восточные, а вы - сефарды, окрошка европейская, у вас в крови
всякого понамешано. Гнать мы вас будем - обратно туда, в Россию.
И замахнулся, да так, что у меня в глазах потемнело. Спасибо, что не
ударил. А в другой раз и ударить может. Ну, а потом уж совсем ужасное
приключилось: какой-то раввин на улицы Тель-Авива восточных евреев вывел, и
шли они под лозунгами "Русских евреев - в Россию". Так что, друг Иван, нет
мира под оливами. Соня как увидела этих громил - и совсем слегла. А ночью с
ней удар случился. Вызвал я скорую помощь, укол ей дали, а сердце-то и
остановилось. Может, и врачи ещё добавили.