"Анатолий Дроздов. Интендантуррат ("Интендант" #2)" - читать интересную книгу автора

послушай. Понравится, поручение дадим...
Титок стал ходить на комсомольские собрания, где тихонько сидел в
заднем ряду и внимательно слушал. Его не привечали, но и не гнали. Титок
скоро понял, что от него требуется. Как-то секретарь зачитал директиву из
центра, в которой комсомольцев нацеливали на борьбу с пережитком прошлого -
религией. Директива вызвала у школьных комсомольцев растерянность: в городе
действовали пять церквей и одиннадцать синагог, мещане отличались
исключительной религиозностью, а церковные праздники отмечали даже члены
партии. Как с этим бороться, никто не знал. Титок попросил слова.
- Надо сделать транспаранты: "Долой опиум для народа!", "Бога нет!",
"Молодежь выбирает науку!", - предложил он, - стать с ними возле церкви и
петь наши революционные песни. Пусть видят!
Предложение приняли на "ура", в райкоме его утвердили, и комсомольцы
принялись за дело. Шагающие к службе прихожане шарахались от комсомольцев,
вопивших в отличие от церковного хора не в лад, но в храм шли. Зато
инициативу заметили. В район приехали журналисты из областной газеты,
сфотографировали передовиков и написали восторженный репортаж. Титка
большинством голосов приняли в члены ленинского союза молодежи (сын
сапожника голосовал "против") и дали направление в педагогический институт.
Для изучения Титок выбрал немецкий язык. Иностранный язык в деревенских
школах не преподавали, и Титок всерьез рассчитывал, что, получив диплом, он
останется в городе. Жить в деревне ему не хотелось. В городе не надо с
рассвета до заката ковырять землю, здесь сытнее, уютнее и больше
возможностей для умного человека. Правда, к родителям Титок ездить любил. Не
только потому, что они наваливали ему полные сумки вкусной снеди, с которой
в городе было не просто. Семья встречала его, как героя.
- Деды наши землю пахали, прадеды пахали, а сын будет ученый! - хвастал
отец за столом.
- Это мамочка надоумила! - говорил Титок, обнимая мать.
- Ладно тебе! - отмахивалась та, но Титок видел: матери приятно.
Старшие братья и сестры, давно жившие своими семьями, в дни его приезда
собирались в отцовской хате и жадно внимали городским новостям. Послушать
приходили и соседи. Отец радушно ставил на стол четверть самогона, мать -
миски со снедью; начинался праздник.
- Учись, сынок! - кричал отец, захмелев. - О деньгах не думай!
Прокормим! Советская власть хорошая, продразверстку отменила, крестьянина
больше не ущемляет. Бедствуют только лодыри. У нас, смотри: кобыла с
жеребенком, две коровы и телка, кабанчик, птица всякая. При царе так не
жили...
В институте Титок учился старательно. Преподаватели здесь были из
бывших, спрашивали строго и подношения не брали. Почти все сокурсники Титка
жили впроголодь, подрабатывая, кто как мог. Титок мог позволить себе только
учебу. Он вынес урок из школьных лет, делился с товарищами едой и деньгами
(в меру, конечно), те отвечали ему уважением. Комсомольские поручения Титок
исполнял старательно. В активисты не лез, но на собраниях не отсиживался.
Профессора и руководство института его хвалили. Все шло к тому, что по
получению диплома студента-отличника оставят в вузе преподавателем, и Титок
уже мысленно видел себя за профессорской кафедрой.
Беда случилась на последнем курсе. Титок получил письмо от сестры и,
прочитав его, обомлел. Сестра, жившая с мужем в другой деревне, сообщала,