"Сергей Другаль. Василиск" - читать интересную книгу автора

ничего, только холодит ладонь, но это уж от него не зависит. Тут
убедились, что все в порядке, все ладненько, приласкали змееныша,
покормили, он заснул. А творцы хором подумали: это хорошо!
А был день пятый, и все разошлись. Только Неотесанный Митяй еще долго
сидел, аж до сумерек. И думал о единорогах, он о них часто думал... Что
хорошо бы - их много было, и расселить бы по лесам и степям, чтобы не
только здесь, а везде. Чтоб каждый мог в яви увидеть, как бежит единорог
и дышит, вздрагивает под ним земля. Увидеть, и тогда уйдут суетные
мысли, и люди постигнут чудо и красоту, что всегда рядом... надо только
уметь видеть. Неотесанный Митяй часто думал о том, как странно все на
свете, как сложен мир - и люди, и звери... что простоты не бывает, мы
сами придумываем ее от нежелания или отсутствия привычки мыслить, а еще
оттого, что нам, людям, все некогда...
- При мне порядок был! - Леший вздрогнул. Он и не заметил, как,
широко шагая, вошел возмущенный Кащей. - Я говорю, при мне порядок был,
а тут светильники едва тлеют. А может, я тоже работаю по-большому. А!?
Кащей совсем не смотрелся здесь, в детской, где стояли в ряд волновые
камеры предвоспитания, остекленные подкрашенными кварцевыми пластинами и
потому похожие на громадные теплые кристаллы. Возле камер располагались
кресла, над которыми свисали шапки ЭСУДа, перестроенные на усиление
излучений психополя. Увы, камеры обычно пустовали, демонстрируя числом
своим избыток оптимизма у создателей.
Леший мрачно оглядел Кащея: нет, не изменился, воистину бессмертен...
ЭСУД среагировал на понижение напряжения в сети и отключился сам. Леший
снял шапку, отлепил присоски. Конечно, он, Неотесанный Митяй, коль
задержался здесь так поздно, мог бы считаться чем-то вроде дежурного. И
мог бы объяснить, что если диспетчер иногда вынужден ограничивать подачу
энергии, то это можно понять и оправдать. Но об этом не раз говорилось
Кащею - и все без толку. Кащей обладал удивительным свойством: умел
отключаться, когда ему разъясняли то, что он не хотел слышать. Когда же
собеседник, изложив доводы, замолкал, Кащей извлекал из себя ключевую
фразу: "Вы меня не убедили", Он никогда не возражал по существу,
поскольку для этого требовалось думать. Соглашаться же он не любил, так
как полагал, что это роняет его руководящее реноме.
Ключевая фраза действовала ошеломляюще. Как правило, собеседник,
обманутый человечьим снаружи обликом Кащея, начинал второй заход - с тем
же результатом. Замы выдерживали иногда до пяти попыток и уходили, тряся
головами.
- ...На покое Кащей сохранил привычки, - продолжал свой рассказ Пан
Перунович. - И леший об этом знал. Он молча выслушал упреки и угрозы,
причем Кащей не унялся и после того, как дали свет. А потом Кащей стал
хвастаться, как он внедрял почасовое планирование научной работы, и тут
Неотесанный Митяй сорвался и сказал... поймите правильно, Нури конечно,
леший грубоват в чем-то, хотя в целом добр и всех приемлет... нет, я не
оправдываю его...
- Так все же что сказал леший? - не выдержал жал Нури. Пан Перунович
вздохнул.
- Леший... посоветовал ему заткнуться. И ушел. Нури, он думал о
красоте, а тут Гигантюк, которому плевать на красоту...
- А я лешего не осуждаю, - сказал Нури. Доведись мне, я бы тоже...