"Владимир Николаевич Дружинин. Завтра будет поздно " - читать интересную книгу автора

озера, - черные пятна не сходили. И тут выручил Кураев: посоветовал
растянуть гимнастерку на доске, взять щетку, намылить.
Прощаясь, он сказал, что я не вернусь в полк, хотя ни? кто из нас не
мог знать, почему ротный приказал мне выйти на два шага из строя, зачем меня
вызывают в Ленинград, в штаб фронта. Те два шага были началом нового,
удивительного пути, который привел меня к майору Лободе, к звуковке, к новым
друзьям.
- Кураев! Живой! - Я обнял его.
Да, живой. Это самое главное. Картины прошлого мелькнули и погасли,
вызывать их снова незачем. На войне значительно лишь настоящее. Прошлое
быстро отходит прочь.
- Жизнь, - отозвался Кураев, помолчав. - Она в горсти вся, жизнь-то...
Он щелкнул зажигалкой. Острый огонек освещал его ладонь.
- Куришь? - спросил он.
- Нет.
Мне стало чуточку стыдно и своих новеньких лейтенантских погон и даже
того, что я по-прежнему не курю. Он поднес огонек к губам. Теперь я мог
разглядеть его. Оброс бородой, раздался в плечах, стал старше.
- Значит, живем, - сказал он.
Глаза Кураева смеялись. Кого он видит во мне? Тыловика, устроившегося в
укромном месте?
- Я часто на передовой, а вот не виделись, - выговорил я с нарочитой
неуклюжестью. - Я на звуковой машине.
- Две трубы, - заметил кто-то.
- Ахтунг! Ахтунг!{4}
- Так это вы по-немецки даете?..
Землянка оживилась. Командир постучал ложкой по чайнику.
- Кураев, - сказал он в наступившей тишине, - доложи лейтенанту насчет
фрица.
- Ночью было, - начал Кураев. - Снег и кусты - все вроде в тумане.
Ракета чиркнет разок... Идем мы, я и Ваня Семенов, Ванюша наш.
- Семенова нет, - вставил офицер.
Он с таким нажимом, точно против воли отчеканил это "нет", что я понял:
Семенова уже нет в живых.
- Ванюша наш, - повторил Кураев. - Идем мы, и вдруг фриц из куста -
шасть! Стонет, тихонько этак стонет, будто ребенок... Мы думали - с
перепугу. И шатается... Мы его прибрали, конечно... А потом, как притащили,
смотрим: кончается. Вот тебе и "язык"!
Кураев встал, провалился куда-то за топчан, в полумрак, и возник с
полушубком в руках. Кровь темнела на полушубке широким галуном.
- Спирту хотели дать из фляги. Где там!..
- Короче, - вставил офицер.
- Виноват я, - бросил Кураев и вздохнул.
Командир хлопнул себя по колену.
- В чем ты виноват? Толкует немой с глухим! Я скажу вам. - Он
повернулся ко мне. - Раненого они схватили. Смертельное ранение.
- Точно, - подхватил Кураев. - Откуда же иначе кровь? Его кто-то
ножом...
- Кто же полоснул перебежчика ножом?
- Свои ж прирезали, - сказал офицер.