"Владимир Николаевич Дружинин. Завтра будет поздно " - читать интересную книгу автораозера, - черные пятна не сходили. И тут выручил Кураев: посоветовал
растянуть гимнастерку на доске, взять щетку, намылить. Прощаясь, он сказал, что я не вернусь в полк, хотя ни? кто из нас не мог знать, почему ротный приказал мне выйти на два шага из строя, зачем меня вызывают в Ленинград, в штаб фронта. Те два шага были началом нового, удивительного пути, который привел меня к майору Лободе, к звуковке, к новым друзьям. - Кураев! Живой! - Я обнял его. Да, живой. Это самое главное. Картины прошлого мелькнули и погасли, вызывать их снова незачем. На войне значительно лишь настоящее. Прошлое быстро отходит прочь. - Жизнь, - отозвался Кураев, помолчав. - Она в горсти вся, жизнь-то... Он щелкнул зажигалкой. Острый огонек освещал его ладонь. - Куришь? - спросил он. - Нет. Мне стало чуточку стыдно и своих новеньких лейтенантских погон и даже того, что я по-прежнему не курю. Он поднес огонек к губам. Теперь я мог разглядеть его. Оброс бородой, раздался в плечах, стал старше. - Значит, живем, - сказал он. Глаза Кураева смеялись. Кого он видит во мне? Тыловика, устроившегося в укромном месте? - Я часто на передовой, а вот не виделись, - выговорил я с нарочитой неуклюжестью. - Я на звуковой машине. - Две трубы, - заметил кто-то. - Ахтунг! Ахтунг!{4} Землянка оживилась. Командир постучал ложкой по чайнику. - Кураев, - сказал он в наступившей тишине, - доложи лейтенанту насчет фрица. - Ночью было, - начал Кураев. - Снег и кусты - все вроде в тумане. Ракета чиркнет разок... Идем мы, я и Ваня Семенов, Ванюша наш. - Семенова нет, - вставил офицер. Он с таким нажимом, точно против воли отчеканил это "нет", что я понял: Семенова уже нет в живых. - Ванюша наш, - повторил Кураев. - Идем мы, и вдруг фриц из куста - шасть! Стонет, тихонько этак стонет, будто ребенок... Мы думали - с перепугу. И шатается... Мы его прибрали, конечно... А потом, как притащили, смотрим: кончается. Вот тебе и "язык"! Кураев встал, провалился куда-то за топчан, в полумрак, и возник с полушубком в руках. Кровь темнела на полушубке широким галуном. - Спирту хотели дать из фляги. Где там!.. - Короче, - вставил офицер. - Виноват я, - бросил Кураев и вздохнул. Командир хлопнул себя по колену. - В чем ты виноват? Толкует немой с глухим! Я скажу вам. - Он повернулся ко мне. - Раненого они схватили. Смертельное ранение. - Точно, - подхватил Кураев. - Откуда же иначе кровь? Его кто-то ножом... - Кто же полоснул перебежчика ножом? - Свои ж прирезали, - сказал офицер. |
|
|