"Юрий Дружников. Мой первый читатель (Микророман)" - читать интересную книгу автора

человек больше". Выяснил, что КГБ-2 - это Криворожская городская баня
No 2...


4.

На этом дневник обрывался.
Не окончил своего труда, завещанного Богом, Цезарь Цукерман. Не сделал
никаких обобщений, а кое-что приукрасил - например, древнеримскую цензуру,
которую на самом деле римляне после отменили. Не пришел Цензор Цезарь ни к
каким выводам ни на бумаге, ни в жизни. Впрочем, может, и пришел? Ведь
распорядился отдать тетрадку. Почему именно мне?
Общались мы мало даже во времена совместной работы. Но и тогда общение
носило, как бы это сказать полюбезней, специфический характер.
Он трудился на совесть и при этом, оказывается (вот уж кто бы мог такое
о нем подумать?), потихоньку все записывал. Газета часто печатала мои
рассказы, куски из выходящих книг, рецензии на них, и он был их первых
читателем, самым внимательным. От него конечно же не ускользали мои
неконтролируемые ассоциации,- ведать не ведаю, как он на них реагировал.
Если кое-что проскальзывало, то почему? Не заметил? А может, теперь думаю я,
сделал вид, что не заметил?
Потом мой первый читатель первым узнал из секретного циркуляра, что моя
фамилия больше не должна появляться в печати. Это тянулось годами. Я не
встречался с ним в жизни даже случайно. А он бдил, чтобы я не встретился с
ним в литературе.
Давайте взглянем на деяния этого ответственного, я бы даже сказал
официального, читателя шире. Вдруг то, что делал Цензор Цезарь, было благом?
Печататься могли только те, кто соглашался приспособиться. Как многие
другие, я пытался это делать. Он не допускал в свет подлинных художников,
настоящую литературу и тем способствовал сохранению всего достойного в
неизуродованном виде. Что, если он давал нам шанс не становиться
приспособленцами, остаться чистыми, не лезть в мышеловку? Препятствуя
публикации значительных независимых мыслей, цензор заставлял языкастых
уходить в намек, в междустрочье, в заоблачные ассоциации и тем
совершенствовал культуру письменного общения. Все запрещая, цензура
накапливала недовольство, оппозицию, создавала ореол таинственности над
диссидентством. Запрет создавал духовный дефицит. Результаты оказывались
обратными желаемым. Цензура способствовала прогрессу!
Понимал ли это Цезарь Матвеич? Чего желал он сам? Вот вопросы, на
которые никогда не получить ответа. В нем, видимо, что-то происходило. Для
краткости я давеча опустил окончание разговора с женой Цезаря Матвеича. Но
теперь понимаю, что конец этот необходим.
Она резко ушла от меня тогда на площади Революции. Вдруг оглянулась и
возвратилась.
- Извините,- сказала она, задыхаясь.- Боюсь я. Может, они следят за
такими, как вы.
- Вряд ли. За всеми не уследишь.
- Вы в этом уверены? Я в молодости сама работала в НКВД, правда,
простой машинисткой. И уже тогда они старались следить за всеми. Знаете,
Цезарь Матвеич вас часто вспоминал последнее время. Все интересовался