"Юрий Дружников. Досье беглеца (Роман-исследование о Пушкине)" - читать интересную книгу автора

первого брака, но через несколько дней тот укатил в Дерпт, где учился в
университете. Пушкин коротал время с дочерьми и с племянницей Осиповой,
бывая у них почти каждый день. Сестре он писал, что тригорские приятельницы
"несносные дуры, кроме матери". Это не мешало ему волочиться за всеми
одновременно и за каждой по очереди, включая мать, которая, по словам
Александра Тургенева, любила его как сына.
Между тем в обеих столицах поползли слухи о том, что Пушкин собирается
бежать из ссылки за границу. Хотя в стихах он говорил только о прошлых
намерениях, слухи распространились - о предстоящих. Источник их был почти
сорок лет неясен, пока П.И.Бартенев не опубликовал письма Осиповой
Жуковскому. Оказалось, 22 ноября 1824 года она, верный друг Пушкина,
написала Жуковскому секретное письмо.
"Я живу в трех верстах от с. Михайловского, где теперь А.П., и он
бывает у меня всякий день,- писала Осипова.- Желательно бы было, чтобы
ссылка его сюда скоро кончилась; иначе я боюсь быть нескромною, но желала
бы, чтобы вы, милостивый государь Василий Андреевич, меня угадали. Если
Алекс. должен будет оставаться здесь долго, то прощай для нас Русских (с
заглавной буквы в оригинале.- Ю.Д.) его талант, его поэтический гений, и
обвинить его не можно будет. Наш Псков хуже Сибири, а здесь пылкой голове не
усидеть. Он теперь так занят своим положением, что без дальнего размышления
из огня вскочит в полымя; а там поздно будет размышлять о следствиях. Все
здесь сказанное не пустая догадка, но прошу вас, чтоб и Лев Сергеевич не
знал того, что я вам сие пишу. Если вы думаете, что воздух и солнце Франции
или близлежащих к ней через Альпы земель полезен для русских орлов, и оный
не будет вреден нашему, то пускай остается то, что теперь написала, вечной
тайной... Когда же вы другого мнения, то подумайте, как предупредить отлет".
Осипова писала искренне. Она просила Жуковского ничего не говорить Льву
Сергеевичу только для того, чтобы через брата Льва сведения о ее заботах не
вернулись в Михайловское. Больше того, 26 ноября Осипова сделала на
календаре пометку для памяти: "Писала через Псков... к Жуковскому... к
С.Л.Пушкину". Похоже, и отцу, с которым сын поссорился, Осипова спешила по
секрету сообщить новые подробности побега. А письма внимательно читали и в
Пскове, и в Петербурге. Чуть позже Осипова приехала в столицу и там,
по-видимому, рассказала знакомым, что михайловский пленник собирается
бежать. Пушкин об этом предательстве и не подозревал. Спустя десять лет,
незадолго перед смертью, изъяснялся он Осиповой в вечной дружбе, не ведая,
что она в этой дружбе играла, мягко говоря, не совсем благородную роль.
Патриотический порыв Осиповой вряд ли ее оправдывает. Уж легче понять ее
желание не порвать с Пушкиным отнюдь не платоническую связь.
Слухи о побеге стали опасными. Забеспокоился брат Лев. "По Москве ходят
о том известия,- писал он князю Вяземскому,- дошедшие и к нам, которые
столь же ложны, сколько могут быть для него вредны". Лев беспокоился за
себя, ведь именно в это время он выполнял поручения брата. Видимо, контакты
затруднены, и приходилось слать письма открытой почтой. Они зашифрованы, но
довольно прозрачно: "Когда будешь у меня, то станем трактовать о банкире, о
переписке, о месте пребывания Чаадаева (подчеркивает Пушкин.- Ю.Д.). Вот
пункты, о которых можешь уже осведомиться".
Здесь все самое важное. "О банкире", то есть что нужно сделать, дабы
получить деньги и переправить их за границу. А может, имеется в виду
кто-либо из конкретных богатых друзей, кто мог встретить за границей и дать