"Юрий Дружников. Вторая жена Пушкина" - читать интересную книгу автора

муж ее, служил программистом в морском пароходстве. Тамара принесла игры, и
теперь, отдыхая между экскурсиями, когда директор на горизонте не виднелся,
сражалась с компьютером в карты. Возмущение исходило от Дианы Моргалкиной:
играть в квартире, где Пушкин умер, кощунственно.
- А что тут такого? - возражала Тамара. - Пушкин карты любил и нам
завещал.
- Бездельничать тут стыдно! - ворчала Диана.
- Какая зарплата, такая и работа, - отвечали ей.
Впрочем, до компьютерной эры Моргалкина возмущалась, когда тут
рассказывали анекдоты. Не любили Диану, но терпели, ибо экскурсовод она
прирожденный и с охотой работала за себя и за других.
Моргалкина была существом со странностями, но вовсе не плохим. Не
большая, но и не маленькая, не юная, но не старая, худая, но неплохо
сложена. Лицо правильное, без заметных дефектов, только неухоженное. Кожа
без крема, волосы без прически, ресницы без краски. Зубы все свои; могли бы
быть белее и ровнее, впрочем, тут вина не ее, а неразвитой отечественной
стоматологии. Слабина Дианы состояла в другом. При такой профессии она была
не очень - а точнее, очень не - общительна. Внешняя холодность,
отчужденность от окружающих этих самых окружающих от нее отпугивала.
Ни с кем она не делилась бабскими секретами. Никто ни разу не был у нее
дома. Никому она не делала вреда, даже плохо ни о ком не говорила, но
негибкая, не способная адаптироваться, как другие, к непрерывно меняющейся
житейской ситуации, она всегда оставалась в проигрыше. Моргалкина окончила
филфак, потому что любила книжки читать, говорила, что хочет стать
журналисткой, но ни одной статьи в жизни написать так и не собралась, уверяя
себя, что вся ее энергия уходит в устное слово. Она состояла при Пушкине,
была у него на содержании; он ее не только кормил, как ни мизерна была ее
зарплата, но стал опорой, - в нем одном сосредоточился смысл ее
существования. Дома день за днем вела она дневник. Только с этой тетрадкой и
была откровенна. И через эту тетрадку откровенна с Пушкиным.
Восемь лет назад у Моргалкиной созревал роман с известным в узких
кругах пушкинистом Конвойским. Но скоро она поняла: любил он не ее и даже не
Пушкина, а только свои сочинения о нем, и ни о чем другом не говорил. Он
ходил по комнате и громко читал ей свои научные компиляции. Их интимные
отношения были странными, без существа интимности, в котором Конвойский
почему-то не нуждался. Своей скользкостью и занудством он отвратил ее от
других мужчин. И когда он Диану оставил, обожание ее еще больше
сосредоточилось на Пушкине. Бестелесность этой преданности тоже несколько
смущала, но преимущества были неоспоримы. Пушкин, в отличие от Конвойского,
любил ее преданно и, что важно, всегда в зависимости от ее настроения, а
никак не его, Пушкина.
В отличие от коллег Диана смотрела на вещи серьезно. Хотя работали они
в одном учреждении, называемом Музеем Пушкина, они служили государству, а
она - Пушкину. Они за деньги, а она, хотя получала такой же, как Пушкин
говаривал, "паек невольника", трудилась от души. Они, побыстрей закончив
экскурсию, норовили подольше посидеть в тесной комнатке, попивая зеленый чай
из пиалок, привезенных кем-то из Самарканда. Они трепались о чем угодно,
только не о работе, в обед спешили смыться на Невский и пошляться по
магазинам (не купить - на то заработок слишком мал, - а только поглазеть).
Моргалкина даже домой в обед не ходила, хотя жила неподалеку, на Миллионной.