"Дафна Дю Морье. Козел отпущения" - читать интересную книгу автора

Дафна Дю Морье.

Козел отпущения


Перевод с английского Галины Островской
OCR, форматирование: Игорь Корнеев
\textit{...} - курсив;
\footnote{...} - сноска-примечание;


ГЛАВА 1

Я оставил машину у собора и спустился на площадь Якобинцев. Дождь
по-прежнему лил как из ведра. Он не прекращался с самого утра, и
единственное, что я мог увидеть в этих любимых мною местах, было блестящее
полотно шоссе, пересекаемое мерными взмахами .
Когда я подъехал к Ле-Ману, хандра, овладевшая мной за последние сутки,
еще более обострилась. Это было неизбежно, как всегда в последние дни
отпуска, но сейчас я сильнее, чем раньше, ощущал бег времени, и не потому,
что дни мои были слишком наполнены, а потому, что не успел ничего достичь.
Не спорю, заметки для моих будущих лекций в осенний семестр были достаточно
профессиональными, с точными датами и фактами, которые впоследствии я облеку
в слова, способные вызвать проблеск мысли в вялых умах невнимательных
студентов. Но истинный смысл истории ускользал от меня, потому что я никогда
не был близок к живым людям. Я предпочитал погрузиться в прошлое, наполовину
реальное, наполовину созданное воображеньем, и закрыть глаза на настоящее. В
Туре, Блуа, Орлеане -- городах, которые знал лучше других, -- я отдавался во
власть фантазии: видел другие стены, другие, прежние, улицы, сверкающие
фасады домов, на которых теперь крошилась кладка; они были для меня более
живыми, чем любое современное здание, на которое падал мой взгляд, в их тени
я чувствовал себя под защитой, а жесткий свет реальности обнажал мои
сомнения и страхи. Когда в Блуа я дотрагивался до темных от копоти стен
загородного замка, тысячи людей могли страдать и томиться в какой-нибудь
сотне шагов оттуда -- я их не замечал. Ведь рядом со мной стоял Генрих III,
надушенный, весь в брильянтах: бархатной перчаткой он слегка касался моего
плеча, а на сгибе локтя у него, точно дитя, сидела болонка; я видел его
вероломное, хитрое, женоподобное и все же обольстительное лицо явственней,
чем глупую физиономию стоящего возле меня туриста, который рылся в кармане в
поисках конфеты, в то время как я ждал, что вот-вот прозвучат шаги,
раздастся крик и герцог де Гиз упадет замертво. В Орлеане я скакал рядом с
Девой или поддерживал стремя, когда она садилась на боевого коня, и слышал
лязг оружия, крики и низкий перезвон колоколов. Я мог даже стоять подле нее
на коленях в ожидании Божественных Голосов, но до меня доносились лишь их
отзвуки, сами Голоса слышать мне было не дано. Я выходил, спотыкаясь, из
храма, глядя, как эта девушка в облике юноши с чистыми глазами фанатика
уходит в свой -- невидимый для нас мир, и тут же меня вышвыривало в
настоящее, где Дева была всего лишь статуя, я -- средней руки историк, а
Франция -- страна, ради спасения которой она умерла, -- родина живущих ныне
мужчин и женщин, которых я и не пытался понять.