"Дафна Дю Морье. Моя кузина Рейчел" - читать интересную книгу автора

Всегда преданный тебе
Эмброз>.
Письмо пришло около половины шестого, я только что пообедал. Сиком
принес почтовую сумку и оставил ее мне. Я положил письмо в карман, вышел из
дома и зашагал через поле к морю. Племянник Сикома, державший на берегу
небольшую коптильню, поздоровался со мной. Он развесил рыболовные сети, и
они сохли на каменной стене под последними лучами заходящего солнца. Я едва
ответил ему, и он, наверное, счел меня грубияном. Я перебрался через скалы
на узкий риф, выдававшийся в маленькую бухту, в которой я часто плавал
летом. Эмброз обычно бросал якорь ярдах в пятидесяти от берега, и я доплывал
до его лодки. Я сел, вынул письмо и перечитал его. Если бы я мог ощутить
хоть малую толику, проблеск радости за тех двоих, что делили общее счастье в
далеком Неаполе, совесть моя была бы спокойна. Стыдясь за самого себя,
проклиная собственный эгоизм, я не мог пробудить в своем сердце хоть
сколько-нибудь теплого чувства. Оцепенев от горя, я сидел и не сводил глаз с
гладкого, спокойного моря. Недавно мне исполнилось двадцать три года, и тем
не менее я чувствовал себя таким же одиноким и растерянным, как в те давние
дни, когда сидел на скамье четвертого класса Харроу, без друзей, готовых
утешить меня, а впереди открывался мир новых, незнакомых переживаний,
входить в который я не хотел и страшился.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Особенно стыдно мне было из-за восторга его друзей, их неподдельной
радости и искренней заботы о его благополучии. На меня обрушился целый поток
поздравлений - с явным расчетом, что они будут переданы Эмброзу; отвечая на
них, я должен был улыбаться, кивать головой и делать вид, будто давно знал,
что это случится. Я чувствовал себя лицемером, предателем. Эмброз воспитал
во мне отвращение к притворству - как в человеке, так и в животном, и
сознание того, что сам я притворяюсь, доводило меня до исступления.
. Как часто слышал я эти слова и должен был
вторить им! Я стал избегать соседей и, не желая постоянно видеть любопытные
лица и терпеть утомительную болтовню, отсиживался дома или бродил по лесу.
Но если я объезжал имение или отправлялся в город, спасения не было. Стоило
кому-нибудь из наших арендаторов или знакомых хотя бы издали заметить меня,
как я был обречен на бесконечные разговоры. Словно посредственный актер, я с
усилием изображал улыбку и, чувствуя, как напрягается кожа на лице,
протестуя против насилия, был вынужден отвечать на вопросы с той ненавистной
мне сердечностью, какую в обществе ожидают от нас, если речь заходит о
свадьбе. . Ответ всегда был один: .
Высказывались всевозможные домыслы относительно внешности, фигуры,
возраста новобрачной, на что я неизменно отвечал: .
Все кивали головой - очень подходит, лучшего и желать нельзя, как раз
для Эмброза. Затем следовали шутки, остроты и бурное веселье по поводу того,
что на такого убежденного холостяка надели супружеский хомут.
Сварливая миссис Паско, жена викария, назойливо возвращалась к
злосчастной теме, будто брала реванш за прошлые оскорбления, нанесенные
священному институту брака.
- Вот уж теперь-то, мастер Филипп, все изменится, - говорила она при
каждом удобном случае. - Теперь в вашем доме все будут ходить по струнке. И
хорошо. Очень хорошо, скажу я вам. Хоть слуг наконец приучат к порядку. Вряд