"Анастасия Дубинина. История моей смерти (Повесть-сказка) " - читать интересную книгу автора

Я заговорил с ней ласково, не подходя слишком близко и держа денежку
на вытянутой руке. Здесь было темно, но зато свет не мигал и не колебался,
и я разглядел голубенькую танцовщицу: лет ей, похоже, оказалось еще меньше,
чем я подумал сначала, не больше пятнадцати. И такого недокормыша я еще
никогда не видел! Ручки как палочки, каждую косточку видно.
- Здравствуй, красавица, - сказал я мягко, боясь ее спугнуть. - Ты
очень славно танцевала; не бойся, я просто хотел тебе дать монетку за
танец. Вот, возьми; купишь себе какой-нибудь подарок. Ведь праздник же,
день Всех святых!
Она только хлопала глазами и не подходила ни на шаг. Я уж было решил,
что она ничего не понимает на нашем языке - и тут она всхлипнула. Я сперва
думал, что ослышался. Какая цыганка будет плакать, если ей подарят золотой?
- Не смейтесь надо мной, добрый сэр, Господь накажет, - голосок у нее
был вроде комариного. А глаза - мокрые-мокрые. "Добрый сэр"! Вот это да! И
такая она была маленькая, горестная, как мокрый комарик, что со мной что-то
случилось... В общем, я хотел ее утешить, вот и ломанулся к ней,
наткнувшись на ее бочку и едва не упав. Она было отпрыгнула, но бочка
покатилась вперед, стукнула меня под коленки - и я полетел кувырком.
Довольно-таки сильно приложило меня об землю, и утешило только одно -
сквозь шум в голове я услышал, как девушка смеется. Так странно, резко и
тонко, словно не очень-то хорошо знает, как это делается.
Она протянула мне руку - помочь подняться. Я встал сам, красный как
рак (вот тебе и "добрый сэр") и тут понял, что золотая монетка укатилась в
темноту. Вот глупость-то! Хуже не придумаешь!

Я опустился на колени и начал искать денежку. Косясь на меня,
танцовщица сделала то же самое. Какое-то время мы ползали по земле, вернее,
по круглым камням мостовой, не глядя друг на друга; наконец она радостно
вскрикнула и протянула мне бледно блестящий кружок. Я покачал головой; она
продолжала настойчиво совать мне монетку. Я оттолкнул ее руку, потому что
начинал сильно злиться на себя - и, кажется, сделал это слишком грубо: она
снова шмыгнула носом, свела светлые бровки... Я не-на-вижу, когда женщины
плачут! Вот тут я наконец ее и обнял. Не как девушку, а скорее как ребенка,
младшую сестренку, которую очень хочется утешить. Я хотел... наверное,
извиниться. И думал, что сейчас она меня отпихнет и убежит - так она
напряглась в моих руках. Ух, какая она была худая! Деревянный скелет,
который стоял у нас в медицинском классе, немногим ей уступал по
упитанности.
Но танцовщица не убежала. Наоборот, вся прижалась ко мне, так что я не
знал, что и делать. Очень глупое положение, еще увидит кто! Прибавьте к
этому, что мы оба стояли на коленках на мостовой, и она держала в руке
золотую монетку.
Я совсем растерялся и неуверенно гладил ее по голове; волосы у
бедолаги были жесткие, как солома - признак упрямого характера!
- Ну не плачь, пожалуйста, - выдавил я, потому что надо же что-то
сказать. - Что тебе сделать хорошего, чтобы ты не плакала? Как тебя хоть
зовут?
- Уна, - ответила она чуть слышно, и слово все ушло во всхлип, так что
я не понял, правильно ли расслышал. Разве ж это цыганское имя? Хотя кто их
знает, цыган, какие у них имена...