"Игорь Дубов. Погружение в страдник (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

чаще всего с серыми, однообразно невыразительными днями, и от этого
становилось еще хуже, но винить во всем случившемся, кроме себя, было
некого и драться тоже не с кем.
"И будеши осязаяй в полудни, якоже осязает слепый во тьме. И не
исправить путей твоих. И будеши тогда обидим и расхищаем во вся дни, и не
будет помогаяй тебе, - вспомнил Свирь. - Замкну петлю, - с горечью думал
он. - Замкну петлю и начну все сначала. Конечно, глупо так рисковать,
когда другой может без всякого риска повторить твой путь. Но иначе я
просто не могу. Пусть я лучше провалюсь при сдваивании, но без Летучих я
не вернусь..."
Он все-таки заставил себя разлепить глаза и нагнуться. Руки плохо
слушались его, и очень болели мышцы, особенно плечи, пока он стягивал за
пятку разбитые бараньи сапоги и разматывал перепревшие подвертки. Тускло
светилась забытая с утра лампадка, высвечивая блестящий кусок дешевенького
оклада. Сурово взирал смуглый лик. Усталость все никак не отпускала,
выдавливала изнутри глазные яблоки, вминала в лавку.
Плохо было. Так бывает всегда, когда ты совершаешь ошибку. Тогда ты
начинаешь думать, что все - зря. Все рухнуло, пошло прахом, и дальнейшее -
бессмысленно. Ты завалил порученное дело, и теперь остается либо с позором
выходить из игры, либо возвращаться в исходную точку и испытывать судьбу
заново.
Сначала ты пытаешься как-то бороться с этим настроением. Ты до
предела загружаешь себя работой, шатаясь, возвращаешься домой, без сил
падаешь на постель, и тут вдруг снова приходят спрятавшиеся днем мысли.
Они стоят рядом, неподвижные, как родственники покойного у гроба. А ты
лежишь с закрытыми глазами, сжав воспаленные веки, и изо всех сил
стараешься думать о другом. Но они прорываются в сознание, несмотря ни на
что, и хоть бейся, хоть кричи - ничего не поправить и не изменить.
И головою в угол. И нечаянные слезы, сожженные тобой в уголках глаз.
И так худо, что хуже и не бывает. И дело здесь не в том, что ты
проигрываешь свою партию, а в тех, кто сидит за барьером и безнадежно ждет
твоей победы - пока ты лежишь ничком, задыхаясь от отчаяния.
И вот тут надо встать. Чтобы все это кончилось, надо просто встать.
Встать, когда тебе очень хочется лечь, - и ничего больше. И тогда ты
понимаешь, что это невыполнимо. И как только ты понимаешь это, за каждым
твоим движением вдруг обнаруживается до сих пор скрытый, чрезвычайно
важный смысл. Ты должен встать во что бы то ни стало! Цепляясь за стены,
кусая губы, сжав челюсти до судороги скул, встать!
И срываясь, ты взбираешься на коня, и вот уже теплое брюхо под
шенкелями, и ветер в лицо, и камчой по ребрам, и, привстав на пляшущих
стременах, через громы и молнии, через град и огонь, через кровь и тернии,
через самого себя, пятым всадником, последним солдатом - в вечность.
- Малыш! - позвал он. - Начнем диалог.
- Да, - отозвался Малыш.
- Сперва займемся слепыми. Сивый - потом. Когда эта троица появляется
в кабаке?
- Три ноль две по единому.
- Значит, во втором часу?
- По теперешнему счету - да.
- Это их последнее появление?