"Николай Дубов. Сирота " - читать интересную книгу автора

На другой день мать хоронят. Во двор въезжает простая телега, на нее
ставят гроб. Соседка что-то говорит дяде Троше, но тот отмахивается:
- В моей должности за попом идти? И оркестр ни к чему - не свадьба.
Дудари эти полчаса посвистят, а запросят тыщу.
За гробом идут соседка, тетя Лида, две мамины сослуживицы. Соседка и
сослуживицы вытирают слезы, тетя Лида тоже время от времени трет глаза
платочком. Дядя Троша, зажав кепку в кулаке и заложив руки за спину, солидно
шагает в сторонке. Возчик в нахлобученном на уши картузе идет рядом с
телегой и от нечего делать пробует на ходу сковыривать кнутовищем засохшую
на ободьях грязь. Дядя Троша озабоченно трогает лысую голову - не напечет ли
солнцем? - и надевает кепку.
От всего этого Лешке становится так горько, так жалко себя и маму, что
слезы опять застилают ему глаза, он ничего не видит, хватается за грядку
телеги, чтобы не спотыкаться, и так идет всю дорогу.
На кладбище дядя Троша ссорится с возчиком - засыпать могилу тот
отказался. Сам дядя Троша закапывать тоже не хочет. Он приводит
кладбищенского сторожа, торжественно бросает горсть земли на крышку гроба и
наблюдает, как сторож с привычной небрежностью заваливает землей могилу.
- Так, значит, - говорит дядя зареванному Лешке. - Выходит, начинается
теперь у тебя новая жизнь. Приспосабливайся!
Новая жизнь началась с того, что дядя и тетя оставили комнату, которую
прежде снимали, и переехали к Лешке.
- Домишко маленький, ну все одно хозяйского глаза требует. А из него
какой сейчас хозяин? - объяснил дядя Троша соседке, пришедшей посмотреть на
новоселов.
Домик был и в самом деле маленький - комната да кухня. Мама спала на
кровати, а Лешка - на топчане. Теперь кровать заняли дядя с тетей, топчан
тетка накрыла ковром и назвала тахтой, а Лешке поставили раскладушку на
кухне. Этому Лешка был даже рад - он меньше попадался на глаза, а так было
свободнее и лучше.
Раза три приходили мамины сослуживицы. Они расспрашивали, как Лешке
живется, не обижают ли его дядя и тетя, помнит ли он маму, и при этом
плакали. В кухню выходил дядя Троша, гладил Лешку по голове, говорил, что он
из этого шпингалета сделает человека, и ждал, пока они уйдут. Сослуживицы
ходить перестали.
О том, что Лешка должен стать человеком, разговор возникал каждый раз,
когда приходили знакомые и спрашивали, что за мальчик у них появился.
- Сирота, - жалостливо поджимала губы тетя Лида. - От двоюродной сестры
остался. В детдом отдавать не стали. Что мы, не самостоятельные? - повторяла
она. - Воспитаем по-родственному...
- Ну, родственник он мне - через дорогу навприсядки... - говорил
дядя. - А все-таки, значит, взяли на себя, человеком сделаем. Бухгалтером,
например. И учить недолго, и специальность подходящая. Бухгалтер, ежели он с
головой, большие дела может ворочать. Через его руки деньги идут. Глядишь,
что и к рукам прилипнет...
Сам дядя Троша не был бухгалтером, но руки у него были такие, что, по
мнению Лешки, к ним обязательно все должно было липнуть. Короткопалые, но
ухватистые, с заросшими рыжей шерстью запястьями и пальцами, они все время
шевелились, ощупывая, поглаживая вещи, а если никаких вещей поблизости не
было, потирали друг дружку, словно пересчитывая деньги.