"Юлий Дубов. Большая пайка [B]" - читать интересную книгу автора

вокально-инструментальными дебоширами. Но тут одна из девок заорала, что у
нее пропали золотые сережки, и орала так громко, что приехал второй наряд
и начал составлять протокол. Еропкин и им попытался что-то шепнуть, но тут
уже ничего не получилось, потому что валить было не на кого. Запахло
серьезным скандалом. Две другие девицы быстро сориентировались и тоже
стали вопить, что сережки были, а потом пропали. Вот тогда-то струхнувший
Еропкин и вызвал подмогу.
- В оргкомитетский номер я пришел намного позже, - говорил Виктор, -
поэтому все со слов Тошки. Он прибежал первым, с ним еще Муса был и,
кажется, Ларри. В номере все вверх дном, на полу битое стекло - это
Еропкин от музыкантов бутылками отбивался. Сашка сидит в углу, держится за
голову. Под глазом фонарь, рубашка до пояса разорвана. Три девки - одна в
полотенце, вторая в простыне, третья - из-за которой весь сыр-бор -
прикрывается подушкой. И два мента - счастливые беспредельно. Девки орать
уже перестали. Лыка не вяжут совершенно. В общем, удалось договориться,
что пока протокол не пишем, а ищем пропавшие драгоценности. Еропкина под
конвоем отвели к Мусе в номер. Стали искать. И представляешь - одну
сережку действительно нашли, в углу под торшером валялась. А второй -
нету. Может, она была, может - не было, никто не знает.
Милиция уже устала, говорит - разберитесь полюбовно, и разойдемся.
Ну, тут и началось. Потерпевшая заявляет, что сережки - бабушкины, большая
историческая ценность, стоят тысячу рублей. Договорились на пятистах. Марк
принес деньги, отдал. Ларри за это время окрутил ментов - я к тебе еще за
деньгами заходил, - взяли две бутылки коньяка, и он повел их к Платону в
люкс отмечать конец дежурства. А мы втроем остались с этими шлюхами. Та,
которая с сережками, стала требовать, чтобы мы отправили ее домой на
такси. Наверное, боялась, что деньги отберем. Взяли у Нины двадцатку,
посадили, отправили. А этих двух - просто некуда девать. К тому же я еще
ключи от своего номера посеял, вот только сейчас нашел - они в бане на
столе были. У Мусы Еропкин лежит, страдает. В общем, одну Марик с собой
увел, вторую мы заткнули к Ленке ночевать, а сами, как смогли,
разместились в оргкомитетском номере. Только начали засыпать, стук в дверь
- Ленка. Оказывается, ее потаскушке не то с сердцем плохо, не то еще что,
короче - помирает. Ладно, разбудили врачиху, отправили лечить. Теперь и
Ленка без номера. Мы ее в кресло, хоть она и рвалась куда-то. Опять
стучат. Открываем - Марк. Его девка сбежала и прихватила с собой бумажник,
а там паспорт и двадцать пять рублей. Наливаем Марку стакан, утешаем как
можем и все вместе бежим в номер к Ленке - посмотреть, не сперли ли у нее
чего-нибудь, пока шли лечебные процедуры. Стучим - ответа нет. Но что-то
там происходит. А время - четыре утра. Минут через десять открывают. У
Ленки же двухместный номер. Так вот, на одной кровати музыкант с девкой,
которая сбежала от Марика, а на второй - Еропкин с этой, что чуть не
померла. Оказывается, Еропкин оклемался и полез к Ленке в номер, а там
одна из его граций. Только он устроился, прибегает вторая.
Он губы распустил, а тут приходит музыкант. Драться они не стали,
выпили мировую и разложили девочек на двух кроватях. Ленка все это
увидела, вышибла их из номера в две секунды. Короче, только в пять
угомонились.
- А как с паспортом Марка? - спросил Терьян, не ожидавший такого
разворота событий.