"Евгений Пантелеевич Дубровин. Курортное приключение (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Волосы желтые, податливые, густые закрывают спину и грудь, почти ложатся на
колени. Холину очень хочется их потрогать, как в детстве хотелось потрогать
чужую красивую, дорогую игрушку, к которой запрещено прикасаться. Он
старается думать о предстоящем лечении, о, наверно, шикарном курорте,
который все зовут у них на заводе "наркомовским" и куда дают раз в год лишь
одну путевку, о том, что просто, как удивительно просто получил он эту
волшебную путевку на волшебный курорт... старается думать Холин и не может.
Мысли все перескакивают на женщину с ее удивительными волосами. Как здорово
бы взять их в руки, скомкать в комок, прижать к лицу, вдохнуть запах...
Нет, никогда не скомкать, не прижать к лицу. Казалось, чего проще и
естественнее, вот они, рядом, протягивай руку и гладь, но нельзя преодолеть
эти полметра. Это не полметра, это века обычаев, предрассудков,
условностей... Может, она тоже хочет, чтобы он протянул руку, почему она
так внимательно, пристально поглядывает на него, а протяни - вскочит,
оскорбит, может быть, ударит...
У Николая Егоровича была одна удивительная способность, которая раньше
немного пугала его, а потом он к ней привык. Холин умел угадывать мысли
людей. Не всех, конечно, а тех людей, которые были для него разгаданы; у
которых, в общем, ясно представлял он характер, образ жизни, взгляды. Холин
мог узнавать их мысли. Это происходило само собой, без всякого усилия, даже
наоборот, Холину самому приходилось затрачивать усилия, чтобы чужие мысли
не лезли к нему. Тут не было, конечно, ни телепатии, ни гипноза, ни других
модных сейчас штучек, просто Холин умел перевоплощаться в разгаданного
человека. А может быть, это как раз и есть телепатия или гипноз? В детстве
он знал мысли, например, учителя физики. Учитель физики, считавший себя
очень хитрым человеком и применявший на своих уроках такую сложную систему
опроса учеников, что временами сам запутывался в ней и тем самым делал ее
совершенно ребусом, всегда поражался, когда Холин в тот страшный промежуток
времени, когда перо повисало над классным журналом и, казалось,
останавливались все тридцать сердец восьмого "А", вдруг произносил громким
шепотом, опередив учителя на какие-то доли секунды, допустим, "Смотрицкая"
или "Игнатов", и учитель физики послушно произносил "Смотрицкая" или
"Игнатов", потому что теперь ничего нельзя было сделать: его губы уже
начинали шевелиться, а язык выводил на нёбе первую букву фамилии.
Позднее Холин умел угадывать мысли девушек, с которыми встречался. Но
это было совсем нетрудно, потому что у всех девушек, с которыми Холин
встречался, мысли были одинаковые. Все девушки, с которыми Холин
встречался, думали приблизительно одинаково. Они думали: "Господи, какой он
олух! И зачем я с ним хожу?" Они думали не только абсолютно одинаково, но и
абсолютно правильно, ибо в молодые годы Холин был гадким утенком: толстым,
с длинной шеей, короткими ногами. Но со временем вытянулся, развернулся,
как скомканный лист, и стал нравиться прекрасному полу, хотя и не так уж
сильно, но все же нравился. Правда, по всей видимости, не совсем
достаточно, потому что у него увели невесту.
Еще позднее умение угадывать мысли пригодилось Холину на заводе,
особенно во время совещаний, даже не во время, а перед совещанием, когда
все уже собрались; фойе кинотеатра, где назначено совещание, наполнено до
отказа, все гудят, обмениваются новостями, жмут друг другу руки, с
любопытством поглядывают на штатных ораторов: кого они будут сегодня
разносить в пух и прах? Холину же все ясно: кто сегодня из штатных