"Евгений Пантелеевич Дубровин. Дикие звери мира (Повесть)" - читать интересную книгу автора

обрадовался. Дело в том, что у калитки был довольно капризный запор и
Архипу Пантелеевичу пройти во двор в нетрезвом состоянии было весьма
затруднительно, а иногда просто невозможно, и если бы не жена, то частенько
приходилось бы ночевать под этой проклятой калиткой. Но пока до глуховатой
жены достучишься, пять раз заснешь и пять раз проснешься.
И вдруг пролом! В проломе голубело небо и плыли по небу белые облака,
а на заднем плане, в огороде, ходило стадо гусей. У Архипа Пантелеевича
отродясь не водилось гусей, и он очень удивился, откуда их взялось целое
стадо.
Все это: и пролом, сделанный чересчур уж аккуратно, и стадо гусей -
было довольно странным обстоятельством, но Архип Пантелеевич так
обрадовался возможности не возиться с проклятой калиткой, что не стал особо
раздумывать и вломился в пролом правым плечом. В ту же секунду его швырнуло
на землю. Архип Пантелеевич озадаченно поднялся.
В проломе по-прежнему голубело небо, плыли облака и ходили гуси.
Архип Пантелеевич выругался, надел упавшую в траву фуражку и опять
вломился правым плечом - и вновь очутился на земле.
Архип Пантелеевич озлобился. Ему показалось, что по ту сторону ограды
кто-то спрятался и выставляет ему навстречу что-то железное и плоское,
может быть, печную заслонку.
"Ну, погоди, гад", - подумал Архип Пантелеевич, разбежался на сей раз
как следует и влетел в пролом на страшной скорости. Но зато и назад его
швырнуло с не меньшей, а может быть, и большей скоростью, аж до самой
дороги, по которой возвращалось домой стадо коз. Козы в панике разбежались.
Архип Пантелеевич на некоторое время впал в забытье. А когда очнулся,
то совсем озверел от наглости шутника. На этот раз Архип Пантелеевич решил
ворваться в пролом с камнем, что лежал возле дороги. Камень был очень
большой и старый, обросший мхом, может быть, даже это был ледниковый валун.
Архип Пантелеевич твердо решил покарать наглого шутника, покрепче обхватил
камень и уже начал набирать скорость, и, вероятно, этот бросок оказался бы
для него последним, если бы его не обхватила сзади соседка, которая следила
давно за этой сценой. Соседка симпатизировала Архипу Пантелеевичу, а
давным-давно, так давно, что это, казалось, было вчера, когда Архип
Пантелеевич ходил лихим кавалеристом, даже любила его...
- Что же ты, дурачок, бьешься в стекло, как петушок неразумный.
Зеркало это. Это твоя дура баба зеркало вмазала.
И в самом деле - тетка давно носилась с идеей вмазать в ограду большое
зеркало, какое обычно вставляют в шифоньер. Она часто мечтала об этом
зеркале, но Архип Пантелеевич не верил в это дело и потому забыл.
- Пусть люди смотрятся, - мечтала тетка. - Пьянчужка, может, на себя
глянет - стыдно станет. Да и вообще красиво, когда зеркало на улице стоит.
...И вот вмазала... Неделю ходил с перепугу Архип Пантелеевич трезвый,
потирая ушибы, а через неделю опять напился, и все повторилось сначала.
- Убери ты это чертово зеркало, - просила соседка тетку. - Ведь
разобьется насмерть твой петух!
Однако тетка лишь упрямо поджимала губы. Ничто не могло заставить ее
снять зеркало. Зеркало так и оставалось висеть, только перед приходом
Архипа Пантелеевича тетка завешивала его старым мешком.
Несмотря на приверженность Бахусу, Архип Пантелеевич был хорошим
человеком, и если Юрику Оленьеву удавалось усыпить его бдительность, то