"Евгений Дубровский(Лесник). Лесной шум " - читать интересную книгу автора

шуршащих голосов сливаются в протяжный сладко-гудящий звук. О чем поют
лесные вершины? Да о том же, о чем лепечет, набегая на берег, волна. Сказка
ли, песня ли-человек их знает смутно: он когда-то слышал их въявь,
отчетливо, но позабыл.
Когда бурными порывами, крутясь и хватаясь за что попало, несется
вихрь, могучим хором исполинских труб звучит вслед за ним старый бор.
Скучно воет ель в сердитый ветер. Перед маленьким, ласковым ветерком
она тупо молчит: ему не за что зацепиться в ее остроконечной вершине, точно
пальцем показывающей в вышину. Темно, сыро, пусто под развесистыми
лапами-ветвями-старых елей. Не любят их птицы, не любит зверь, не любит
человек. Молча торчит или противно воет ель-подлое дерево, хорошего голоса у
нее нет.
Дуб-крикун. Из-за каждого листа у него с ветром изрядная перепалка.
Ветер крутит, тянет, дергает, стараясь оторвать дубовые листья-так удобно за
них уцепиться,-а дуб не дает и держит их очень крепко. Зубчатые, толстые,
прочные листья дуба долго шепчут ветру, чтобы он от них отстал, шепчут
настойчиво, убедительно, низким, важным голосом. А он все треплет и, вдруг
потеряв терпение, дергает. Тогда все листья, все черные, кривые и, конечно,
крепкие, как все у дуба, ветки-все орут, ругаются, вопят резкими,
крикливо-дребезжащими голосами. Большинство листьев дуба, засохнув, падает
на землю, но некоторые, пожелтевшие, мертвые, даже зимой, осыпанные снегом,
все-таки остаются на дереве и, шурша, шепчут, шепчут, шепчут. Упрямый,
сухой, жесткий шопот, ворчанье позабытого смертью старика. Голые, черные,
кривые, узловатые ветви кричат скрипуче, грубо, зло. Даже одиноко стоящий
дуб осенью гудит, точно огромный зверь рычит сквозь сон. А у дубовой рощи
голос моря в бурю.
Клен мягко шепчет, задумчиво шелестит своими лапчатыми листьями,
бросающими такую причудливо-узорчатую тень в ярком сиянии дня. Он странно
попадается иногда одиночкой в такой глуши северного леса, где человек никак
не мог его посадить. Откуда он взялся? Какая птица, как принесла ничтожное
семя, почему не заглушили его соседние растения? По самой тени его видно,
что он тут чужой, он выродок здесь, вся его наружность, все поведение кричат
о том, что он с юга, оттуда, где цветы роскошны и велики, где деревья
огромны, а листья у них узорчато-зубчаты. И голос клена среди берез и сосен
звучит робко и странно. С холодом и ветром клен даже не спорит: при первом
их крепком натиске он сдается и, покраснев, сразу признав себя побежденным,
раздевается, живо сбрасывая свои крупные листья.
В печке, перед окончательным исчезновением, перед смертью, уравнивающей
всех и все, равны и дрова из разных пород. Но после того, как дрова сгорят,
опять таинственно и неопровержимо выступает сущность каждого дерева. Опять
как бы слышен голос каждого, удостоверяющий, какое из них жило более яркою
жизнью, ближе дружило с солнцем, больше вобрало в себя теплоты его лучей.
Буян дуб жарче всех, за ним идут любимица солнца-береза и смолистая
сосна, потом уже остальные.
В длинном ряду разных дров последними стоят дрова из пихты. Когда
топится печка, наполненная пихтовыми дровами, можно подумать, что туда
попали пачки патронов, взрывчатые вещества: треск, выстрелы, пальба,-вся
печка того и гляди лопнет. После всего этого шума не остается ничего, кроме
серой золы: ни угля, ни теплоты. Это дерево-лгун, дерево-жулик или по
крайней мере дерево-обманщик. По наружности пихта не то сосна, не то ель,