"Александр Дейч. Гарри из Дюссельдорфа (о Генрихе Гейне)" - читать интересную книгу автора

извозчичьих колес, но эти слабые отголоски жизни не смущали мальчика,
погруженного в свои мечтания. Он прикладывал к губам сломанную флейту, на
которой училась играть когда-то его мать, и флейта издавала тоненькие,
тоскливые звуки.
Но особенно привлекательным был для Гарри тот угол чердака, где
находились колбы, реторты, астронорличсские приборы и ящики с магическими
книгами, написанными арабскими, древнееврейскими и коптскими письменами.
Гарри хорошо знал, что все это странное имущество привез с собой Симон фон
Гельдсрн, только не дядя, а брат деда Гарри, носивший то же имя.
Про него в семье существовало множество интересных рассказов. Он был
прозван "Восточником", потому что неизвестно по каким причинам покинул
родину и многие годы скитался по восточным странам. Особенно долго он
пробыл в Северной Африке, где одно бедуинское племя избрало его своим
шейхом. Воинственные кочевники нападали на караваны и обогащались за счет
незадачливых купцов. Однако "Восточник" не был просто разбойником. Он был
одним из тех авантюристов, полуфанатиков-иолушарлатанов, которых так много
расплодилось в XVIII веке. Симону фон Гельдерну были знакомы магические
лженауки, и он успешно пользовался ими, когда вернулся на родину. Его
видели при дворах многих мелких князьков, где он входил в доверие и потом
должен был бежать. Его спасало искусство верховой езды, усвоенное им на
Востоке.
В диковинном сундуке двоюродного дедушки Гарри нашел его записную
книжку. Мальчик перелистывал тонкие, пожелтевшие страницы, таившие
какой-то странный запах тропических цветов. Но прочитать, что там было
написано, Гарри не удавалось. Симон, очевидно из осторожности, делал свои
записи арабскими и коптскими письменами. Иногда попадалось несколько строк
пофрапцузски, но это были цитаты из каких-то неведомых поэтов. Порой, когда
Гарри перебирал чердачный хлам, ему виделись далекие аравийские степи,
желтое море песка и серебристая струйка воды в оазисе, где гордо высились
финиковые пальмы. Стоило мальчику зажмуриться, и он уже не был на чердаке
"Ноева ковчега", а мчался на горячем коне в знойной пустыне, размахивая в
воздухе сверкающей саблей. А за ним неслись чернобородые бедуины и
выкрикивали какие-то гортанные слова. Как-то раз ему показалось, что два
всадника сошлись в бою и один из них на скаку снес голову другому. Алым
потоком хлынула кровь. Гарри вскрикнул и упал без чувств на деревянный
настил чердака. Когда дядя Симон, обеспокоенный долгим отсутствием Гарри,
поднялся на чердак, он увидел мальчика, распростертого па полу. Симон
привел Гарри в чувство, дал успокоительных капель и осторожно свел его по
лестнице. Он усадил Гарри в кресло в своем кабинете и спросил с нежностью:
- Что с тобой, мой мальчик? Чего ты испугался?
Гарри был бледен. Он судорожно схватился рукой за висок, помолчал и
потом ответил:
- Я не знаю, как тебе сказать, дядя Симон... Мне кажется, что дедушка
"Восточник" и я - это одно лицо.
Я видел себя в пустыне, ты говорил с бедуинами на их языке, мы понимали
друг друга, и я был в таком же белом наряде, как они. И в то же время я
понимал, что я - это я, а не мои покойный дедушка. Что это все значит?
- Очень просто, - ответил дядя Симой: - v тебя слишком пылкое
воображение. Я хотел бы, чтобы ты был сочинителем, чтобы ты писал такие же
статьи и брошюры, как я. Это приносило бы пользу обществу, по ты, я вижу,