"Стальная мечта" - читать интересную книгу автора (Спинрад Норман)

Глава 7

Штаб-квартира Сынов Свастики расположилась на четвертом этаже десятиэтажного здания. Съемщиками на остальных этажах были торговцы, врачи, мелкие предприниматели и тому подобный разношерстный люд. Феррик приказал Хаульману найти помещение, в котором домохозяин надлежащим образом мог оценить нового арендатора, сознавая, кто ему покровительствует. Хаульман блестяще справился с заданием, отыскав домохозяина-алкоголика, по уши увязшего в долгах. Поэтому, несмотря на то, что Партия занимала всего один этаж из десяти, Феррику удалось потребовать перекраски фасада здания, выложенного черным камнем.

Верхние шесть этажей были выкрашены в красный цвет, и на этом огромном красном поле красовалась соответствующих размеров черная свастика в белом круге. Таким образом, верхняя половина фасада была превращена в гигантский партийный флаг. Над входом висела громадная бронзовая доска с гордой надписью: «Национальная штаб-квартира Сынов Свастики». По обе стороны от доски торчали два больших партийных флага.

Поскольку штаб-квартира Партии в буквальном смысле слова представляла собой гигантский красный флаг прямо под носом у универсалистов, были приняты необходимые меры предосторожности на случай возможных провокаций. Отделение Рыцарей, вооруженных пистолетами и булавами, днем и ночью охраняло подъезд к дому. Еще четверо, сменяясь на посту, стояли в карауле у входа в здание. На крыше были установлены четыре пулеметных точки. Они контролировали пространство перед зданием и часть улицы. Здесь также было установлено круглосуточное дежурство. Патруль из шести Рыцарей регулярно, через короткие промежутки времени, совершал обход здания. Все десять этажей неусыпно патрулировались вооруженными Рыцарями. На четвертый этаж можно было попасть лишь по двум лестницам, каждая из которых находилась под прицелом пулеметчиков.

На противоположной стороне улицы располагался пустырь. Теперь он был обнесен колючей проволокой с пропущенным по ней электрическим током. Ток вырабатывало паровое устройство внутри периметра. Там же, за ограждением, ночевали Рыцари, в чью обязанность входила охрана штаб-квартиры. Для этой цели внутри периметра были сооружены низкие деревянные бараки. Эти же бараки служили базой для моторциклистов с их стальными конями. В случае атаки нападающий сброд оказался бы зажатым между Рыцарями в здании и моторизованным отрядом штурмовиков и уничтожен до последнего человека. Позиция была выбрана настолько удачно, что могла бы в случае необходимости долгое время выстоять против атак регулярных правительственных частей.

Четвертый этаж здания, где, собственно, и находилась штаб-квартира, был теперь разделен на ряд кабинетов, гостиных и спален. В то время как Стяг Штепке вместе со своими парнями ютился в бараке за колючей проволокой, а прочие партийные чины наслаждались домашним уютом, — у каждого из них в Вальдере был собственный дом, — Феррик спал в небольшой комнатке, примыкающей к его кабинету. Точно такая же комнатка, соединяющаяся с кабинетом, была у Богеля. И еще один человек устроился аналогичным образом — Лудольф Бест, молодой смышленый парнишка. Бест был фанатично предан делу Партии и самому Феррику. Именно это, да еще острый ум, сделало его идеальным личным секретарем. Бест тоже ночевал в штаб-квартире, чтобы в любую минуту оказаться у Феррика под рукой.

Кабинет Феррика считался самым просторным в штаб-квартире. Вместе с тем обстановка в нем была самая что ни есть спартанская. Тесаные деревянные стены, как в солдатской казарме. Оштукатуренный потолок, паркетный пол. И то и другое выкрашено в красный цвет. На полу и на потолке — огромная черная свастика в белом круге. Простой письменный стол из дома. Перед столом скамьи в несколько рядов, так что Феррик при необходимости мог созывать летучки, не вставая из-за стола. На столе, на подносе, покрытом черным бархатом, — Стальной Командир. Позади стола, на стене — большой партийный флаг и огромная картина маслом, изображающая Роостинское сражение. На окнах — плотные черные шторы.

По настоянию Богеля Партия пошла на еще большие траты и приобрела частный телевизионный приемник. Это чудо техники представляло собой простой стальной ящик со стеклянным экраном, установленный в одном из углов кабинета. Сейчас Феррик с Богелем, сидя бок о бок на скамье, в первый раз опробовали дорогостоящий механизм.

— Вот увидишь, Феррик, эта штука себя оправдает, — раз в десятый уже повторял Богель. — С таким приемником мы сможем отсматривать все передачи общественного телевидения, собирая ценную информацию.

Феррик с некоторым сомнением созерцал изображение министра финансов, которое нудным голосом зачитывало отчет по отдельным отраслям экономики в дневном выпуске новостей. Для Феррика все еще оставалось непонятным — зачем Богелю приспичило приобретать телеприемник. Ведь общественное телевидение полностью контролировалось нынешним гнилым режимом. И, совершенно очевидно, телевидение являлось невероятно мощным инструментом пропаганды, поскольку передачи принимались общественными телеприемниками — громадными экранами, установленными на каждой большой площади в хелдонских городах.

И тут в телевизоре Феррик вдруг увидел себя самого, на фоне пылающей свастики. Правда, вместо пламенной речи донесся лишь голос официального комментатора: «…Это третье за последние несколько недель массовое выступление Сынов Свастики вылилось в кровавую трагедию…»

На экране появился Изумрудный бульвар, до отказа заполненный толпами. Сплоченным строем выступали горожане, у всех на руках были повязки со свастикой, многие несли горящие факелы. Над головами демонстрантов триумфально реяли десятки красных флагов со свастикой.

— Знаешь, Богель, меня поражает идиотизм правящего режима! — не удержался Феррик. — Дай этим кретинам лопаты — и они с восторгом начнут копать себе могилу.

— Как им кажется, они просто пытаются предупредить народ о нависшей над страной опасности, — отозвался Богель. — А по большому счету — они делают все, чтобы оповестить весь Хелдон о нашем существовании.

Телевизионный приемник теперь показывал Рыцарей на неописуемо живописных моторциклах во главе многотысячного шествия. В коричневой форме они смотрелись восхитительно.

«… относительно мирно до тех пор, пока демонстранты не достигли Бубенштрассе, где были встречены вконец распоясавшимися универсалистскими хулиганами…»

На экране возникли угрюмые дома Люмпендорфа. Сыны Свастики медленно продвигались по грязным улицам. Внезапно какие-то оборванцы, с размалеванными рожами, вооруженные ножами и дубинками, выбежали из узких боковых улочек и набросились на безоружных демонстрантов. Тотчас же десяток-другой Рыцарей покинули свое место во главе колонны и, лихо развернув свои машины, атаковали бесчинствующую сволочь. Было видно, как взлетают и падают стальные булавы. Прошло не более минуты — и те немногие универсалисты, что не остались неподвижно лежать на мостовой, обратились в паническое бегство, отчаянно вопя и хватаясь за окровавленные головы.

Правительственный комментатор трещал, не умолкая, о кровавой разборке, учиненной ультрапатриотами Свастики и универсалистскими хулиганами на почве политических разногласий. Феррик прекрасно понимал, что рядовые хелдонцы по всей стране, наблюдая этот спектакль на экране общественного телеприемника, верят своим глазам, а не официозным словесным вывертам. А видят они не что иное, как триумф Свастики. Насколько же далеко зашел процесс распада у расовых предателей, коль скоро, сами того не сознавая, они занимаются пропагандой дела Свастики. Ведь зрелище колонн, марширующих вслед за партийными знаменами, равно как и Рыцарей, торжествующих над вырожденцами, заставляет сердце веселее биться в груди, в то время как откровенная ахинея, которую несет комментатор, вызывает лишь раздражение.

— Надо подумать, как заставить этих евнухов работать на нас, задумчиво произнес Феррик. — Была бы у нас возможность вести собственную телепропаганду, транслируя ее в каждый уголок Хелдона — и эти дегенераты тут же слетели бы со своих кресел и отправились прямиком на свалку, которая по ним давно уже плачет.

— Но мы и сейчас можем обеспечить себе постоянное место в ежедневных выпусках новостей, — заметил Богель.

Феррик ухмыльнулся и кивнул:

— Несколько мертвых универсалистов после массового мероприятия — и место в новостях нам обеспечено!

Богель выключил телеприемник. Тотчас в кабинет вошел Лудольф Бест, стройный, подтянутый светловолосый юноша, отличный образчик истинно человеческого генотипа. В черной партийной кожанке, с алым плащом за спиной — он смотрелся просто великолепно. Бест направился прямо к Феррику, щелкнул каблуками, резко выбросил вперед правую руку, отрывисто произнес приветствие и замер, дожидаясь, когда к нему обратятся.

— Что там у нас, Бест?

— Мой Командир, бригадир Лар Ваффинг просит срочной аудиенции.

— Богель, тебе известно что-нибудь об этом Ваффинге? — спросил Феррик.

— Заметная фигура, — отозвался Богель. — Командир воздушных дредноутов во время войны. Настоящий юный герой. Несмотря на то, что родом он из довольно богатой семьи, после войны остался в армии, дослужившись до бригадира. От звания отказался в знак протеста против мягкотелой политики правящего режима. Судя по всему, этот Ваффинг — настоящий патриот, человек воистину великий духом. Но главное другое. Бригадир, вне всякого сомнения, пользуется большим влиянием не только в военных, но и в экономических кругах.

— Пригласи его, Бест, — молвил Феррик, встал со скамьи, пересек комнату и уселся за письменный стол. Ваффинга лучше принять вот так, за письменным столом.

У человека, которого Бест ввел в кабинет, была экстравагантная, почти комическая внешность. Высокий рост и правильные черты лица говорили об исключительной чистоте породы, открытый и мужественный взгляд свидетельствовал об отваге и прямоте. И, наряду с этим, — чрезвычайная тучность, что как-то не вязалось с представлением о воздушном асе. На Ваффинге была серая военная форма, расшитая золотом, и ярко-голубой плащ. На любом другом подобный наряд смотрелся бы безвкусно и напыщенно, но не на Ваффинге — от этого человека так и веяло волей и мужественностью.

К удивлению и радости Феррика, Ваффинг присоединился к партийному салюту, отданному Вестом, причем сделал это от всего сердца. Только энтузиаст мог так азартно выкрикнуть «Хайль Яггер!».

Приветливо улыбнувшись, Феррик ответил им партийным приветствием и, отослав Беста, жестом пригласил Ваффинга присаживаться на скамье, рядом с Богелем. Ваффинг сразу понравился Феррику. И дело даже не в том, насколько полезным мог оказаться такой человек для Партии, нет. Инстинкты подсказывали Феррику, что этого человека надо приблизить к себе.

— Феррик Яггер, я вижу в тебе парня, с которым можно быть откровенным, — произнес Ваффинг. У него был низкий, приятного тембра голос. Голос настоящего мужчины. — Такому человеку как я чертовски по душе то, что делаете вы. Тысячу раз я говорил: к чему цацкаться с расовыми врагами? Разнести вдребезги их поганые черепа — вот и весь разговор. Я безмерно рад, что в Хелдоне наконец нашлась такая партия. Мне нравится, что ты проповедуешь, Яггер, я могу подписаться под любым твоим словом. Но я не умею так складно говорить, и, кроме того, знаешь, неохота влезать во всю эту возню с предвыборной компанией. Но ты пошел иным путем. Твои Сыны Свастики стали выразителями расовой воли нации, а не сборищем трепачей. Короче, я был бы счастлив предложить тебе свои услуги.

Феррик был глубоко тронут. Еще бы, услышать слова поддержки и одобрения от человека такого калибра. Честность и прямота Ваффинга подкупали, тем более что за ними не скрывалось ни на йоту ложной скромности. Нужно быть чистопородным до мозга костей человеком, полностью сознающим героичность собственной натуры, чтобы в твоих устах слова неприкрашенной правды не звучали бы вызывающе или, наоборот, льстиво и приниженно.

— Так в чем дело, бригадир Ваффинг? — доброжелательно спросил Феррик. — Мы будем только рады видеть тебя в рядах нашей Партии.

— Ну с этим-то будь спокоен, — добродушно хохотнул Ваффинг. — Речь о другом. Из того, что я знаю о вашей партии — а знаю я немало, уж поверь, поскольку имею доступ к материалам армейской разведки, — вам позарез нужен человек, способный принять на себя военное руководство. Штепке не в счет, он просто неотесанный болван, жлоб и хам.

— Но со своими обязанностями Штепке справляется неплохо, — осторожно заметил Феррик. — Расколотые черепа универсалистов — по-моему, вполне достаточное свидетельство эффективности и мощи Рыцарей Свастики, находящихся под его командованием.

Ваффинг широко улыбнулся.

— Несомненно, несомненно, — радостно отозвался он. — Я и не спорю, что сейчас Штепке вполне неплохо управляется со своей горсточкой людей. Но неужели ты всерьез мыслишь его на посту командующего настоящей армией?

Феррик почувствовал, что Ваффинг куда-то гнет.

— Рыцарей Свастики едва ли можно назвать армией. Это, скорее, частная охранная организация. Или партийные силы самообороны, если тебе так больше нравится.

— Ладно, не стану ходить вокруг да около, — заявил Ваффинг. — Буду откровенен. Большинство военных симпатизирует Сынам Свастики, однако вряд ли армия допустит усиление Рыцарей при их нынешнем руководстве.

— При их нынешнем руководстве?

— Послушай, Феррик, ты же не настолько наивен: Звездоносная Армия не потерпит у себя под боком силу, возглавляемую таким молодчиком, как ваш Штепке. С другой стороны, если бы ваши штурмовые отряды возглавил человек, пользующийся доверием со стороны верховного командования, то в штабе армии на Рыцарей Свастики стали бы смотреть как на союзников.

Феррик не смог удержаться от ехидного смешка.

— Под «человеком, пользующимся доверием» ты разумеешь себя, не так ли? — спросил он Ваффинга.

Тот расплылся в широченной ухмылке.

— Я в самом деле имею опыт командования и пользуюсь большим влиянием в Звездоносной Армии. А что до моей квалификации, то об этом, Феррик Яггер, думаю, слухи уже дошли.

— Ты здесь по поручению генштаба, верно?

Ваффинг ответил не раздумывая. Ответ был предельно откровенен. Речь дышала внутренним огнем. Так мог говорить только фанатик.

— Я всецело предан тебе, мой Командир, и делу Сынов Свастики! воскликнул он. Глаза его сияли верой, — Прикажи, и я отправлюсь чистить сортиры, если так надо для дела Свастики! Командование Звездоносной Армии и не подозревает, что я здесь. Я просто обрисовал тебе реальное положение и предложил решение.

Ситуация была совершенно ясна. Пока Рыцарями командует Штепке, над ними постоянно висит угроза со стороны армии. Если же во главе Рыцарей встанет Ваффинг, армия примет их с распростертыми объятиями, тем более, что среди военных немало настоящих патриотов, истинных сынов Хелдона. С другой стороны ядро Рыцарей Свастики состоит из бывших Мстителей и примкнувших к ним решительных парней, которые доверяют лишь Штепке и Феррику. Никакого другого командира они не потерпят. Так что Ваффингом Штепке не заменишь. Щекотливая ситуация.

— Поступим следующим образом, — сказал Феррик Ваффингу. — Я создаю еще одну охранную структуру, Эскадрон Свастики. Это будет элитарная организация, набираемая из людей, доказавших свою фанатическую преданность нашему делу, наиболее сообразительных и физически выносливых, отличающихся особо чистым генотипом. Ты не будешь непосредственно командовать ни Рыцарями, ни Эскадроном. Я предлагаю тебе должность секретаря по вопросам безопасности. На этом посту ты будешь осуществлять общее командование двумя штурмовыми отрядами. Командование Звездоносной Армии такое решение также должно устроить.

Ваффинг был вне себя от восторга.

— Черт возьми, вот он — настоящий почерк гения! — воскликнул он. — Я сам бы не смог придумать лучшего! — И он снова добродушно засмеялся. Когда мы с тобой познакомимся поближе, ты поймешь, что Лар Ваффинг таких слов на ветер не швыряет!

Тут даже Богель не выдержал и радостно хохотнул. Феррик — и тот не смог удержаться от улыбки.

Наконец настал долгожданный момент — и Феррик смог созвать первое заседание Круга Свастики — так отныне называлось руководящее звено полностью реорганизованной и переименованной Партии. Радостью наполнялось сердце Феррика, когда лицезрел он дело рук своих. Канули в прошлое аляповатые и крикливые прежние названия руководящих партийных должностей; на смену им пришли новые — гордо звучащие, преисполненные достоинства и внутренней силы; их целью было сделать внутрипартийную иерархию предельно ясной и понятной. Исчезла, словно дурной сон, базарная пестрота в одежде высших партийных чинов; на всех, кто занял сегодня свои места за простым круглым столом в конференц-зале, были черные кожанки партийной элиты единого образца. Лишь на Штепке была коричневая форма Рыцарей Свастики.

Круг Свастики полностью отражал волю Феррика. Богель отныне стал командир-выразителем общественной воли; в его обязанности входило формулирование задач Партии на текущий момент и согласование этих задач с чаяниями народных масс Хелдона. Таким образом Богель взял на себя функции, которые в прежней Партии исполняли Пармероб и Маркер, ныне выведенные из высших партийных кругов. Хаульман по-прежнему оставался партийным казначеем, но уже без звания верховного командующего. Этот шаг позволил предельно четко провести грань между соображениями экономической необходимости и политикой, проводимой Партией. Ваффинг был назначен командующим силами безопасности. Штепке сохранил свою должность: он продолжал оставаться командующим Рыцарями Свастики. На этом посту он оказывался в подчинении у Ваффинга, но тем не менее сохранял за собой место в Круге Свастики. Аналогичной привилегией пользовался и Боре Ремлер, командующий только что сформированной Светозарной Свастикой, который также был введен в Круг, чтобы придать новой структуре должную симметричность. Дабы подчеркнуть свою абсолютную власть на посту верховного главнокомандующего, Феррик создал промежуточную должность — пост главнокомандующего Кругом Свастики, — на который поставил Беста, хотя это славный парнишка начисто был лишен командирских способностей. Что касается Блута и Декера, то сохранять в составе партийного руководства столь ничтожных людишек казалось нецелесообразным.

Феррик открыл заседание без излишних формальностей: у Круга Свастики не оставалось времени на церемонии. Нужно было безотлагательно обсудить боевую стратегию Партии.

— Наша основная цель — истребление всех квази-человеческих видов и восстановление власти истинно человеческой расы над всем пригодным для обитания пространством Земли. Первым шагом в этом направлении я вижу захват Свастикой абсолютной власти в Хелдоне. А сейчас нам следует обсудить комплекс практических действий, которые приведут нас к тотальной власти.

Это вступительное слово собравшиеся встретили с энтузиазмом. Ремлер тот прямо-таки горел огнем фанатизма; Феррик буквально осязал жаркие волны патриотического рвения, исходящие от Ремлера. Льдисто-голубые глаза молодого человека горели холодным огнем решимости, грудь бурно вздымалась, тонкие черты нордического типа лица выражали крайнюю степень волнения. Ремлер буквально умирал от патриотизма, затопившего все его существо.

— Дайте мне пятьсот моторциклистов и пять тысяч штурмовиков — и в течение дня я возьму Вальдер, — заявил Штепке. — А с тысячей моторциклистов и десятью тысячами штурмовиков мы сможем пойти на Хельдхайм и разнести к свиньям всех тамошних каналий. Их черепа захрустят под каблуками наших сапогов.

— Все не так-то просто, — заметил Ваффинг. Голос у него был ровный; Ваффинг ничем не выказывал свой гнев. — Если Рыцари возьмут Вальдер или пойдут на столицу, правительство двинет против нас армию и мы будем раздавлены, а дело, которому мы служим, погибнет. Звездоносная Армия сейчас сильнее нас. Даже если мы развяжем гражданскую войну, нам не устоять против регулярных войск.

— Лично я предпочитаю путь выборов, — высказался Богель. — Скоро начнутся выборы в Верховный Совет. Переизбираться будет весь состав — все девять народных представителей. Я уверен, что нам удастся, как минимум, провести в Верховный Совет Феррика. А если Феррик войдет в состав правительства, то на следующих выборах, через каких-то пять лет, нам обеспечены еще четыре места в Совете.

Чеканный лик Ремлера полыхнул огнем ярости.

— Мы не можем, черт подери, ждать целых пять лет, чтобы взять власть! — вскричал он. — Подумай, сколько здоровых генов погибнет за это время! Ты говоришь «пять лет» — и забываешь, что все это время доминаторский червь будет точить белое тело Хелдона! А универсалистская сволочь — представь, насколько она расплодится и усилится за пять лет! Мое мнение — нужно как можно быстрее брать власть. Любая задержка — это преступление против народа! Помните о расовом долге, камрады!

— Отлично сказано! — воскликнул Феррик. Как, однако, правильно он поступил, остановив свой выбор на Ремлере, в качестве главы СС. Это парень — блестящий образчик истинного идеалиста. Правда, идеалиста ультрапрагматичного, но ничего. Главное, парнишка верно понимает моральный императив. Сдвоенные алые молнии — знак, придуманный самолично Ферриком для СС, — отлично подходят Ремлеру, полностью соответствуя его молодцеватой выправке и стилю деятельности. Ремлер — образец для подражания; он как никто другой достоин командовать Рыцарями — парнями с кристально чистым генотипом и безукоризненной родословной.

Речь Ремлера только подтверждала, что план, который Феррик уже сформулировал для себя, безукоризнен с любой точки зрения — и в том, что касается морали, и с точки зрения прагматический ценности. Действовать по правилам декадентского избирательного легализма значило бы замарать Партию грязью с ног до головы. Это равносильно плевку в лицо священному делу защиты генетической чистоты. Однако предвыборная компания таила в себе другие, скрытые возможности, которыми Партии, вне всякого сомнения, следовало воспользоваться. А именно: каждому кандидату, согласно действующему законодательству, в течение недели предоставлялся час эфирного времени на общественном телевидении. Такую возможность нельзя было упускать.

— Я уже обдумал наши действия на ближайшее время, — заговорил Феррик. — Я и только я выставлю свою кандидатуру на выборах. И вот почему. Каждому из кандидатов в течение недели ежедневно предоставляется час времени на общественном телевидении для обращения к избирателям. Мы используем этот ежедневный час для нашей пропаганды. И, конечно же, наша пропаганда не ограничится рамками избирательной кампании. Главное — мы получаем возможность говорить. В течение всей кампании мы будем устраивать массовые митинги и парады, демонстрируя наши силы. Кулаками и стальными булавами мы будем неустанно очищать городские улицы от универсалистов. Наша задача накалить атмосферу, сделать так, чтобы и традиционалисты и прогрессисты начали ощущать, как припекает их грязные, жирные задницы. Посему я говорю: наша цель — не столько победить на выборах, сколько продемонстрировать всем хелдонским патриотам нашу решимость и познакомить их с нашей идеологией, показать им, что наши задачи целиком совпадают с их чаяниями. Мы будем делать все, чтобы вызвать на себя ярость универсалистов. Нам позарез нужны враждебные действия с их стороны. Тогда мы с полным на то основанием сможем продемонстрировать добрую стальную булаву, опускающуюся на череп расового дегенерата. Это привлечет к нам новых сторонников. Мы не станем использовать Партию как средство для победы на выборах; наоборот, пусть выборы станут инструментом, который расчистит дорогу Партии. Я сказал.

Тут даже непримиримый идеалист Ремлер не удержался и присоединился к общим аплодисментам. Плевать на средства, главное — победа.

Хельдхаймский муниципальный стадион представлял из себя гигантскую бетонную чашу; он запросто мог вместить сто тысяч человек. Но сегодня вечером здесь яблоку негде было упасть. Первое массовое выступление Сынов Свастики в столице привлекло всех истинных детей человеческой расы. Верхняя кромка гигантского стадиона, равно как и ограждения арены, была украшена партийными флагами: контрастное сочетание красного, белого и черного цветов призвано было раздувать в гражданах патриотизм, доводя чувства и инстинкты до исступления.

Точно по центру арены возвышалась трибуна: простой десятифутовый куб, выкрашенный в белый цвет. Отсюда оратор был виден с любой точки стадиона.

Вокруг трибуны по всей арене плескалось море униформ и огня. Восемь тысяч Рыцарей Свастики в коричневой форме стояли в ожидании, держа над головой горящие факелы. Среди них были расставлены две тысячи бравых парней из СС в черных кожанках и черных фуражках; они стояли так, чтобы образовывать на арене гигантскую черную свастику, в центре которой возвышалась ослепительно белая трибуна. Поскольку эсэсовцы были без факелов, их ряды с верхних трибун стадиона, где были установлены телевизионные камеры общественного телевидения, образовывали огромную черную свастику на огненном поле. Снежно-белая платформа высилась в центре этой величественной свастики, словно вселенский пул.

Феррик стоял на трибуне бок о бок с Ларом Ваффингом в ожидании начала действа. Необычайное возбуждение владело Ферриком. Массовый митинг, которым сопровождалось выдвижение его кандидатуры на предстоящих выборах, должен был стать достойным завершением первой недели, проведенной Ферриком в фатерлянде.

Хельдхайм с его героической архитектурой и передовыми технологиями был велик сам по себе. Даже не учитывая того, что именно сюда сходились незримые нити власти над всем Хелдоном. Ведь здесь заседал Верховный Совет, здесь располагались все министерства и главные правительственные учреждения, здесь размещалась штаб-квартира Звездоносной Армии, здесь находились центральные офисы всех крупнейших промышленных концернов Верховной Республики. В Хельдхайме била ключом передовая научная хелдонская мысль, и именно на здешнем рынке появлялись все новинки, которые дарил миру инженерный гений Хелдона. Воистину, поводья власти находились здесь; оставалось только схватить их.

Ваффинг к этому времени уже ввел Феррика в высшие экономические круги, познакомил его и с ключевыми фигурами в командовании Звездоносной Армии. Многие промышленники охотно открыли свои кошельки для партийных нужд, а среди генералов нашлось немало таких, кто открыто выражал свою враждебность к универсалистам и доминаторам, заявляя, что ждет не дождется того дня, когда будет отдан приказ раздавить эту сволочь. Со своей стороны, Феррик дал торжественное обещание, овладев штурвалом власти, пойти навстречу заветным чаяниям военных. Они получат все, о чем только могут мечтать, даже гораздо больше.

Слава Феррика шла впереди него. Когда он въезжал в город во главе своих моторизованных колонн, повсюду на улицах собирались толпы жаждущих выразить ему свою симпатию. Офицеры, которых он в жизни не видал, с энтузиазмом приветствовали его партийным салютом. Во время посещения театра зрители единодушно поднялись с мест и устроили ему трехминутную овацию.

Посему сейчас, в ожидании начала митинга, его переполняла вера в себя.

Как только были включены камеры общественного телевидения, Лар Ваффинг, имевший весьма впечатляющий вид в своей черной партийной форме, с красным плащом, украшенным свастикой, помахал Феррику рукой, а затем буквально взлетел по деревянной лесенке, появившись на трибуне в шквале приветственных возгласов. Наконец он настал, долгожданный час! Час, отмеченный Судьбой! Почти в каждом уголке Хелдона, в городах и деревнях, сейчас ждали наготове партийцы, чтобы устроить факельное действо, едва лишь общественные телеприемники начнут транслировать речь Феррика. По заранее утвержденному плану, в Вальдере это должен был организовать Богель, дождавшись момента, когда тысячи горожан соберутся у громадных телеэкранов на Арнской площади.

Ваффинг шагнул к микрофонам и жестом призвал народ к молчанию. Мгновение — и над стадионом воцарилась напряженная тишина. Вступительная речь Ваффинга была на удивление краткой и конкретной:

— Сыны Свастики! Патриоты, друзья, истинные хелдонцы, где бы вы сейчас ни находились! Я представляю вам верховного главнокомандующего Сынами Свастики, нашего великого и славного вождя Феррика Яггера!

Тишина взорвалась оглушительным ревом восторга. На какое-то время на хельдхаймском стадионе воцарился сущий бедлам. Вся чудовищная масса собравшихся людей, казалось, поставила перед собой одну задачу: надорвать глотки; в то время как над ареной качался целый лес горящих факелов, а люди из СС, построившиеся громадной черной свастикой, снова и снова, отточенным движением, все, как один, выбрасывали руку в партийном салюте. Медленно и торжественно, Феррик поднялся по ступенькам и вышел навстречу исступленным приветствиям, океану света и морю звуков. При виде его героической фигуры, туго затянутой в сверкающую лакированной кожей и хромом кожанку, с развевающимся по ветру красным плащом, украшенным свастикой, с Громовой Палицей на поясе, со сдвоенными алыми молниями на голенищах высоких черных сапог, энтузиазм зрителей дошел до апогея.

Феррик хлопнул Ваффинга по плечу, давая понять, что пора удалиться, и остался на трибуне один — на снежно-белой трибуне в центре живой черной свастики, купающейся в море огня. Со всех сторон, куда ни повернись, он видел руки, выброшенные в салюте, и рты, раскрытые в крике; души тысяч людей были сейчас обращены к нему, раскрыты навстречу ему. Он находился в фокусе внимания толпы, страстно жаждущей услышать наконец слово правды, которое должно разнестись по долам и весям родимой Отчизны. По своей мощи, по своему величию рев толпы был подобен легендарному рукотворному грому, что сопровождал низведение древними небесного огня на Землю. Феррик чувствовал себя сейчас на равных с мифическими героями седой старины.

Стоя здесь, в этой точке пространства и времени, где сейчас творилась история, чувствуя, как его душу омывает океан патриотического пламени, Феррик ощущал, как сквозь его тело протекают токи космическрй энергии, наполняя все его существо расовой волей хелдонского народа. В самом прямом смысле слова он был сейчас острием меча, имя которому — эволюционный процесс. От того, что он скажет и сделает, будет зависеть, куда пойдет эволюция истинно человеческой расы. И его задача — распахнуть перед развивающимся истинным человечеством новые горизонты. Его устами сейчас заговорит коллективный голос истинной человеческой расы. Сейчас он уже не Феррик Яггер, нет, он — Партия, он — Расовая Воля. Он — Хелдон!

На пике овации Феррик вскинул руку в партийном салюте, и в тот же миг, подчиняясь его жесту, все сто с лишним тысяч человек смолкли, с нетерпением ожидая первого слова.

— Хелдонцы, други мои, — сказал он просто. Эхо его голоса отразилось от каменных стен стадиона. — Я пришел сегодня к вам с тем, чтобы заявить: я выдвигаю свою кандидатуру в Верховный Совет. Я стою здесь один, как знаменосец… знаменосец Сынов Свастики. Я баллотируюсь в Совет не для того, чтобы принять участие в грязном упадочническом фарсе, именуемом «выборами». Я баллотируюсь в Совет не с тем, чтобы осесть там мертвым грузом на равных с расовыми изменниками. Нет! Моя задача — помочь хелдонскому народу, помочь всем истинным патриотам сбросить позорное ярмо трусов с насквозь прогнившими душонками, раздавить сапогом этих гадин и отправить их на свалку истории. Даже если бы Сынам Свастики удалось по итогам голосования получить численный перевес в Верховном Совете, это не спасло бы нацию от угрожающей ей опасности. Да посадите вы хоть во все девять кресел Совета Сынов Свастики — это не улучшит вашего положения. Нынешний государственный механизм — дерьмо! И вот что я вам скажу: героические задачи надо решать героически!

Феррик демонстративно возложил ладонь на рукоять Стального Командира.

— Когда-то эта Громовая Палица была державным скипетром древних хелдонских королей, знаком королевской власти. Сейчас владею им я. Но это не означает, что я претендую на королевский титул. Нет, отныне эта Громовая Палица — инструмент нашей расовой воли. Я принимаю участие в этих унизительных выборах только для того, чтобы расовая воля хелдонского народа получила наконец выражение в акте избрания меня в Верховный Совет! Будучи избранным в состав правительства, я отдам все свои силы не на установление и поддержание диктата какого-то абстрактного численного большинства, не на поддержку насквозь прогнившего и изначально выморочного псевдодемократического легализма, а на беззаветное служение принципам расового волеизъявления и священному делу охраны генетической чистоты Хелдона. Я клянусь отдать все свои силы и способности священной борьбе за окончательное торжество истинного человечества над всеми и всяческими мутантами и ублюдками во всем мире!

При этих словах стадион опять разразился громовой овацией, а эсэсовцы снова и снова выбрасывали руку в партийном салюте, причем с невероятным совершенством и фанатической решимостью.

Феррик убрал руку со Стального Командира и жестом призвал стадион к тишине. Тотчас воцарилось молчание. Шестым чувством Феррик ощущал, как замерли в этот миг сердца миллионов хелдонцев по всей стране, ибо вся нация в этот час сплотилась в мистическом единении расового волеизъявления.

Феррик заговорил вновь. Теперь он говорил медленно, с расстановкой, заставляя каждое слово бить набатом во всякой честной, патриотической хелдонской груди.

— Сегодня я призываю каждого истинного хелдонца, каждого патриота, каждого носителя истинно человеческого генотипа, каждого гражданина этой великой страны, ходящего на двух ногах, как подобает человеку, подняться в священной ярости, подобно древним героям, сплотиться вокруг нас и поддержать Сынов Свастики, этих носителей расовой воли, этих беззаветных служителей делу разумной эволюции в их самоотверженной борьбе за полную и окончательную победу!

И снова правая рука Феррика легла на Стального Командира.

— Я не буду просить вас голосовать за меня, как это делают буржуазные политиканы! — прокричал он. — Я не хочу пользоваться вашими голосами как каким-то капиталом. Я не хочу уподобляться гнусным универсалистам, что улавливают людские души и тем самым покупают милость у бездушных выродков доминаторов. Как живое воплощение расовой воли нации я приказываю этой сволочи — прочь! Более того! Я приказываю каждому истинному сыну хелдонского Отечества выйти сегодня ночью на улицы. На улицы, сыны Хелдона! Родина в опасности! Сегодня ночью я сам поведу вас. Мы сотрем в порошок все, что вздумает встать у нас на дороге. Мы сокрушим все препятствия на пути к полной и окончательной победе! Настала пора разобраться с универсалистской мерзостью. Доколе мы будем терпеть это дерьмо у себя под носом? Сегодня ночью мы размозжим их черепа, а их тела каблуки добротных хелдонских сапог размажут по мостовой. А что до остальных партий, то пришло время показать им на деле, кто они и с кем они! Сегодня ночью мы отделим зерна от плевел! Пусть же силы Свастики пройдут сегодня Хелдон от края до края навстречу утренней заре! Отберем у беспородной мрази наши улицы!

И с этими словами Феррик выхватил из-за пояса Громовую Палицу и взметнул ее к звездам. Свет тысяч факелов отразился в отполированном до зеркального блеска металле рукояти; набалдашник сиял, словно средоточие расовой воли, что переполняла сейчас стадион и расходилась через телеэфир по всему Хелдону.

Повинуясь этому сигналу, тысячи Рыцарей и эсэсовцев начали парадный обход трибуны, наполняя чашу стадиона слаженным грохотом подкованных сталью сапог. Сверху, с того места, где располагались телевизионные камеры, факелы в руках Рыцарей сливались в сплошное огненное море, в волнах которого безостановочно, подобно грозному колесу судьбы, все вращалась и вращалась вокруг трибуны черная эсэсовская свастика.

Феррику казалось, будто ось мира проходит через него, будто весь Хелдон вращается у его ног. Расовое волеизъявление буквально сотрясало все его существо, когда он произносил заключительные слова.

— Хайль Хелдон!!! — воскликнул он, вложив в крик все без остатка свои физические и умственные силы. — Хайль Свастика!!! Хайль окончательная победа!!!

В центре гигантской вращающейся свастики, в кипящей лаве извергшейся наконец национальной воли, на трибуне, содрогающейся от тяжкого грохота десяти тысяч пар марширующих ног, Феррик испытывал чувство полнейшего единения со своим народом; каждый честный хелдонец в фатерлянде был с ним сейчас един — плотью и духом.

Из ста тысяч глоток на стадионе, из миллионов глоток новых фанатичных последователей Свастики по всей стране вырвался наконец столь долго сдерживаемый утробный крик, громоподобно раскатившийся над Хелдоном, крик, в котором ныне вольно и беспрепятственно звучал расовый голос нации. «Хайль Яггер!!! Хайль Яггер!!! Хайль Яггер!!!»