"А.Дугинец. Боевой топорик Яношика " - читать интересную книгу автора

груди холодную сталь винтовки.
Хорошее, надежное место попалось ему сегодня для ночлега. Здесь не
придется вскакивать и бежать среди ночи, как не раз случалось во время
двухмесячных скитаний по чужим горам и лесам. Но только прикрыл он глаза,
как перед ним возникло видение, которое беспокоило его каждую ночь, со дня
побега из лагеря смерти, из проклятого Бухенвальда. Словно живой, появился
перед ним замученный, окровавленный Вацлав Гудба...

...Из-за высокой каменной ограды концентрационного лагеря предательски
выглядывает луна. Она освещает лысину и скуластую щеку старого
коммуниста-словака. С головы, пробитой разрывной пулей, черной струей
тянется кровь по лицу, шее, по серой лагерной рубашке. Выбитый левый глаз
кровавым яблоком висит на бледной щеке. Гудба упирается в землю руками,
пытаясь подняться; напрасно, на простреленные ноги не встать. Он весь дрожит
и еле держится на руках, но не стонет. И, кажется, даже не обращает внимания
на свои смертельные раны.
Всеми остатками сил Вацлав Гудба тянется к худому пареньку, остро
смотрит в лицо ему единственным лихорадочно горящим правым глазом и,
старательно выговаривая русские слова, твердит:
- Гришькоо! Гришькоо! Товарищ Кравцов. Ты хтел бежать до русска. Бить
фашистов. Иди в Словакию! Иди! Сделай то, цо я просим. То важнее, чем убить
сто фашистов! Гришькоо!.. - В дрожащем, прерывающемся голосе раненого уже не
просьба, а стон, отчаянный вопль человека, не успевшего сделать то, ради
чего он жил на земле. - Гришькоо, не забудь адресу. Повтори! Повтори!
- Туречка, в десяти километрах от Банска Быстрицы. Найти Яна Ковача, -
горячо, скороговоркой шепчет Гриша. - Передать ему: берегитесь Цотака! По
заданию гардистов он ищет валашку Яношика!
- Гришькоо! - Старик шепчет так тихо, что юноша вынужден подставить ухо
к самым его губам. - Валашка Яношика - то типография, друкарня. Тайная
друкарня коммунистов!
Григорий Кравцов опустился на колени, обнял раненого. Стиснув зубы,
хотел что-то сказать.
- О-о-о, Гришькоо! Я не подумал! - бессильно опустив голову, хрипит
Гудба. - Ковача могут споймать... Его могут...
Раздаются свистки гестаповцев, обнаруживших побег, гулкий топот кованых
сапог, быстро нарастающий лай собак.
- Если Ковача нету, - из последних сил шепчет умирающий, - найди...
найди...
Но то ли Гудба затрудняется в выборе надежного человека, то ли кровь
заливает ему горло - Гриша никак не может понять фамилию второго человека,
которому можно доверить важную тайну: Благовер, Дол-говер или Многовер...
Свора собак и гестаповцев уже рядом. Вацлав Гудба падает, взмахнув
рукой: беги!
Гриша пожимает уже безжизненную руку старика и бросается в речку.
В воде холодно. Темно. Луна скрылась. Где-то далеко позади на все
голоса лают и поскуливают овчарки, оголтело свистят гестаповцы, тяжело ухают
по гулкому берегу большие кованые сапоги.
Мало-помалу все звуки стихают. Вода кажется теплее, приятнее... Гриша
плывет на спине, отдыхает... И кажется ему, что не Эльба это, а родной
Иртыш...