"Александр Дюма. Графиня де Шарни (ч.2)" - читать интересную книгу автора

центрального входа, вела в сад. По правую руку от вестибюля
находились бильярдная и столовая. По левую - две гостиные,
большая и малая. Такое раположение на первый взгляд пришлось
Мирабо по вкусу; правда, он казался рассеянным и словно чего-то
ждал. Поднялись на второй этаж. На втором этаже обнаружилась
зала, как нельзя лучше подходившая для того, чтобы устроить в
ней кабинет, и три или четыре господские спальни. Окна залы и
спален были закрыты. Мирабо сам подошел к одному из окон и
отворил его. Садовник хотел отворить остальные. Но Мирабо
подал ему знак не делать этого. Садовник остановился. Прямо под
тем окном, которое только что распахнул Мирабо, у подножия
огромной плакучей ивы устроилась полулежа какая-то женщина с
книгой, в нескольких шагах от нее на траве среди цветов играл
ребенок лет пяти-шести. Мирабо понял, что это обитательница
павильона. Трудно было представить себе более изящный и
элегантный наряд, чем ее скромный муслиновый пеньюар, отделанный
кружевами и надетый поверх телогреи из белой тафты с оборками из
белых и розовых лент; чем белая муслиновая юбка с присборенными
воланами, белыми и розовыми под цвет телогреи; чем корсаж из
розовой тафты с бантами того же цвета и накидка, вся в кружевах,
ниспадавшая подобно вуали и позволявшая зыбко, как в тумане,
различить черты лица. Кисти рук у женщины были тонкие,
удлиненные, с ногтями аристократической формы; по-детски
миниатюрные ножки, обутые в туфельки из белой тафты с розовыми
бантами, довершали этот гармонический и обольстительный облик.
Ребенок, весь в белом атласе, носил шапочку а-ля Генрих IV и -
подобное причудливое сочетание было весьма распространено в ту
пору - трехцветный пояс, называвшийся .национальным. Между
прочим, так был одет юный дофин в тот день, когда в последний
раз показался на балконе Тюильри вместе с матерью. Жест Мирабо
означал, что ему не хотелось беспокоить прекрасную читательницу.
В самом деле, то была дама из павильона, утопавшего в цветах;
то была королева сада с лилиями, кактусами и нарциссами,
словом, та самая соседка, которую Мирабо, в котором вожделение
всегда преобладало над прочими чувствами, выбрал бы сам, если
бы случаю не было угодно свести их вместе. Некоторое время он
пожирал глазами прелестное создание, неподвижное, как статуя, и
не ведающее об устремленном на него пламенном взоре. Но вот не
то случайно, не то вследствие магнетических флюидов глаза
незнакомки оторвались от книги и обратились к окну. Она
заметила Мирабо, слегка вскрикнула от неожиданности, встала,
кликнула сына и за руку повела его прочь, на ходу два-три раза
оглянувшись; вскоре мать и дитя скрылись за деревьями; Мирабо
лишь проводил глазами ее элегантный наряд, мелькавший между
стволами: белизна платья спорила с наступившими сумерками. На
крик незнакомки Мирабо отозвался криком удивления. Мало того,
что у женщины были королевские манеры: насколько позволяли
судить кружева, скрывавшие ее черты, она и лицом была похожа на
Марию Антуанетту. Ребенок довершал сходство: он был в том же
самом возрасте, что младший сын королевы, той самой королевы,