"Александр Дюма. Учитель фихтования" - читать интересную книгу автора

уже не служит у г-жи Ксавье, а живет на Мойке, при магазине Оржело. Найти
ее было не трудно.
Десять минут спустя я был возле указанного дома Решив пообедать в
ресторане напротив, который, судя по фамилии владельца, принадлежал
французу, я отпустил извозчика и зашел в магазин, где осведомился о Луизе
Дюпюи.
Одна из барышень спросила, что мне надобно от мадемуазель Дюпюи:
желаю ли я купить что-нибудь или у меня есть к ней личное дело. Я ответил,
что явился по личному делу.
Она тут же встала и провела меня во внутренние покои.


Глава 3


Я очутился в маленьком будуаре, обитом азиатскими тканями, где моя
соотечественница лежала на кушетке и читала роман. При виде меня она
поднялась и спросила:
- Вы француз?
Я извинился, что являюсь к ней в час послеобеденного отдыха. Прибыв
накануне, я еще не был знаком с местными обычаями. Затем я передал ей
письмо.
- О, это от моей сестры! - вскричала она. - Милая Роза, как я рада
известию от нее! Вы, стало быть, знакомы с ней? Здорова ли она и
по-прежнему ли хороша?
- Что она хороша собою, я могу засвидетельствовать, - отвечал я, -
что же касается здоровья, то, надеюсь, она здорова. Я видел ее всего один
раз, письмо же передал мне ее друг.
- Господин Огюст?
- Да.
- Милая сестренка, она, вероятно, очень довольна мной, ведь я послала
ей прекрасные ткани и еще кое-что. Я приглашала ее приехать сюда, но...
- Но? - Но в таком случае ей пришлось бы расстаться с господином
Огюстом, а этого она не захотела Садитесь, пожалуйста.
Я собрался было опуститься в кресло, но Луиза пригласила меня сесть
на кушетку около нее Я повиновался. Она углубилась в чтение письма, и у
меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть ее.
Женщины обладают одной удивительной способностью, свойственной только
им, способностью, так сказать, преображаться. Передо мною была
обыкновенная парижская гризетка, которая по воскресеньям ходила, вероятно,
танцевать в "Прадо". Но достаточно было пересадить ее, как растение на
другую почву, чтобы она расцвела среди окружающей ее роскоши и богатства.
Можно было подумать, что она родилась а этой обстановке. Я был хорошо
знаком с представительницами того почтенного класса, к которому она
принадлежала, но не находил в ней ничего, что напоминало бы о ее низком
происхождении и об отсутствии у нее должного воспитания.
Перемена была настолько разительна, что при виде этой красивой
женщины, причесанной на английский манер, ее простого белого пеньюара и
крошечных турецких туфелек, при виде, наконец, ее грациозной позы, словно
нарочно выбранной художником, чтобы писать ее портрет, я смело мог