"Александр Дюма. Ночь во Флоренции при Алессандро Медичи " - читать интересную книгу автора

- Разве вам не все равно, вам, кому только и осталось еще на этом
свете, что помолиться да встретить смерть? - был ответ Лоренцино.
Но тут вперед выступил фра Леонардо.
- Лоренцо, ты сошел в катакомбы ради того, чтоб оскорблять мучеников? -
с укором сказал он. - Что за дела привели тебя сюда?
- Сейчас узнаешь, монах, ведь именно ты мне и нужен.
- Чего же ты от меня хочешь?
- Вели всем этим людям отойти подальше и давай по возможности
уединимся.
- Зачем это?
- Затем, что я должен открыть тебе одну тайну и, как и вы, находясь в
преддверии смерти, хочу исповедаться тебе.
- Исповедаться? - отшатываясь от него, воскликнул фра Леонардо.
- Да.
- Мне исповедовать тебя? - в страхе переспросил монах. - Но отчего ж
именно мне, и никому другому?
- Оттого, что часы твои уже сочтены, а от сохранения моей тайны
зависит, жить ли тебе, и, наконец, оттого, что во всей Флоренции я не
доверился бы никакому другому исповеднику.
- Все назад, братья! - сказал фра Леонардо, бледнея от догадки, которую
он как-то высказал Строцци, догадки, что через минуту нечто ужасное коснется
его слуха.
Заключенные послушно отошли. Фра Леонардо присел на цоколь колонны, а
Лоренцино встал перед ним на колени.
- Святой отец, - заговорил молодой человек, - год назад я возвратился
во Флоренцию, уже вынашивая в сердце замысел, который теперь намерен
осуществить. Опасаясь, как бы не приписать по ошибке другим все те чувства,
что наполняли меня самого, я тотчас по приезде в родной город побывал в
разных его кварталах: искал ответа в домах бедняков и дворцах богачей. Я
прибивался к компаниям мастерового люда и навещал заносчивых патрициев.
Отовсюду, подобно неумолчному стенанию, возносился к Небу единый голос,
обличающий герцога Алессандро. Кто-то требовал у него обратно свои деньги,
кто-то - честь, этот - отца, тот - сына. Все плакали, все горевали, все
обвиняли, и я сказал себе: "Нет, несправедливо, чтобы целый город так
страдал от тирании одного человека".
- Ах! - не удержался фра Леонардо, - выходит, все-таки правда то, на
что мы уповали!
- Тогда, - продолжал Лоренцино, - я стал вглядываться в окружающих. Я
увидел стыд на всех лицах, ужас во всех умах, растление во всех душах. Я
искал, на что бы опереться, и чувствовал, как все ненадежно под моей рукой.
И извне и внутри - повсюду одно доносительство: оно проникает в домашний
уклад семей, оно гуляет и оттачивается на улицах и площадях, оно
присаживается у семейного очага и в полный рост стоит на тумбах
перекрестков! Вот тогда я понял, что не следует тому, кто в наши дни метит в
заговорщики, брать иного наперсника, кроме своего помышления, иного
сообщника, кроме собственной руки. Я понял, что, подобно первому Бруту, он
должен покрывать лицо завесой настолько плотной, чтобы ни единому взгляду
было не под силу пронзить ее. Лоренцо стал Лоренцино.
- Продолжай, сын мой, - затаив дыхание прошептал монах.
- Предстояло еще подобраться к герцогу, - снова заговорил молодой