"Александр Дюма. Охотник на водоплавающую дичь (Собрание сочинений, Том 55) " - читать интересную книгу автора

Подхватив свою шляпу, он пожал мне и Ноэлю Парфе руку и удалился.

* * *

С того вечера как Шервиль взял на себя обязательство предоставить мне
книгу об Алене Монпле, я почти всякий раз осведомлялся при встрече с ним:
- Как там мой роман?
В ответ на этот вопрос Шервиль всякий раз невозмутимо говорил:
- Я работаю.
К сожалению, в одно прекрасное утро, когда на мои книги - "Мемуары",
"Исаак Лакедем", "Юность Людовика XIV", "Юность Людовика XV" и Бог весть еще
какие - наложили арест, мне пришлось покинуть Брюссель и уехать в Париж,
чтобы удостовериться, не задержат ли меня самого.
Мои книги и пьесы по-прежнему пребывали в плену, а меня оставили на
свободе.
Вследствие этого я вернулся к своему ремеслу романиста и драматурга;
признаться, это трудное ремесло, гораздо труднее всех известных мне
профессий! В этом деле необходимо, чтобы фантазия, эта дочь Творца, всегда
была к вашим услугам, а она, напротив, имеет склонность служить себе самой.
И вот как-то утром я проснулся с совершенно пустой головой.
Фантазия... - Глупец! Я так крепко спал прошлой ночью!.. - фантазия
воспользовалась моим и сном и исчезла.
Впрочем, фантазия имела на это право. Накануне она исполнила свой долг,
поставив слово "Конец" под первой частью тридцатитомного романа.
И что же тогда я сотворил, вор по сути своей?
Я припомнил историю под названием "Заяц моего деда", которую однажды
вечером, вернувшись из Сент-Юбера, поведал мне Шервиль, и в свою очередь
пересказал ее.
По правде сказать, так получился еще один том.
Тем не менее одна мысль не давала мне покоя: я ожидал каких-нибудь
возражений со стороны Шервиля.
Столько людей, которых я одаривал, предъявляют мне претензии; с тем
большим основанием должен был возражать тот, у которого я что-то взял.
Через пять-шесть дней, после того как была опубликована последняя глава
этой повести, я получил письмо с бельгийским штемпелем.
Узнав почерк Шервиля, я вздрогнул.
"Что ж, - подумал я, - за преступлением следует наказание".
Я опустил голову, поскольку на этот раз в самом деле был виноват, и
распечатал письмо.
Признаться, я чрезвычайно обрадовался, прочитав следующие строки:

"Мой дорогой Дюма!

Я получил от Ноэля Парфе небольшой томик, и мне стало ужасно стыдно,
когда, закрыв книгу, я припомнил Ваше благожелательное предисловие к ней.
Сравнивая сочинение, к которому Вы изволили меня приобщить, с нескладной
историей, рассказанной мной в Вашем присутствии однажды вечером, поверьте, я
не узнал самого себя и воскликнул, как незадачливый путешественник,
которого, пока он спал, вымазали черной краской:
"Ба! Они думали, что будят меня, а разбудили негра!"