"Александр Дюма. Охотник на водоплавающую дичь (Собрание сочинений, Том 55) " - читать интересную книгу автора

Сколь щедро бы ни одарила природа наши французские реки, если
сравнивать их не с реками Америки или Индии, а с другими водными путями
Европы; сколь щедро бы, повторяем, ни одарила природа наши французские реки
прозрачными волнами и полноводным течением, живописными берегами и дивными
извилистыми излучинами, - я полагаю, что ни Сена, надменно омывающая стопы
столицы мира, ни Луара, радостно орошающая сад Франции, ни Гаронна, гордо
несущая такое же количество кораблей, как и море, ни Рона, изумленно
отражающая в своих водах древние развалины, которые принимают за римские
руины, не могут сравниться с Вирой, куда более скромным потоком, который
жители Нижней Нормандии, чью жажду он утоляет наравне с сидром, испокон
веков называют не иначе как ничтожной речкой.
Им не известно, что, с точки зрения лексики и географии, всякий водный
поток, каким бы мелким и пересохшим он ни был, вправе именоваться рекой,
если только он впадает в море.
Итальянцы не позволили бы так опошлить Арно или Себето.
Они называют любую реку, будь она большой или малой, одним словом:
"flume", если это крупная река, или "fiumicello", если это небольшая речка.
Стало быть, Вира - река, как считают географы, а не речка, как
утверждают нормандцы.
Невзирая на всю мою приязнь к Вире, которой я пытаюсь с помощью этих
строк вернуть положение, на какое она имеет право (как и многое другое на
этом свете, как множество красивых женщин и выдающихся мужчин, революций и
трагедий, как, наконец, ее великие собратья Рейн и Рона), Вира, я вынужден
признать, в конце своего пути ведет себя куда менее достойно, чем в начале.
Река, зародившаяся в тех же местах, где, если верить археологическим
изысканиям братьев Парфе, появился на свет водевиль, то есть в долине Виры,
река, осененная в истоках тенистой листвой прелестного Сен-Северского леса,
на протяжении двадцати пяти льё катит свои кристально чистые воды по дну,
усеянному бурыми камнями, и по золотисто-песчаному руслу, устланному
зелеными водорослями. Явив взору в двадцати местах, где поток ниспадает
каскадом, тысячи буасо сверкающих на солнце жемчужин и, заставив вертеться
поэтичную мельницу Оливье
Баслена, неожиданно, в нескольких льё вверх по течению от Сен-Ло, на
уровне Исиньи, славящегося своим несравненным маслом, - Вира исчезает в
топкой глади болот и становится неким подобием Уркского канала. Заливные
луга не окаймляют ее больше зеленым цветистым поясом; венцы скал, обагренные
наперстянкой, не украшают ее больше; кроны буков с гладкими стволами, этих
могучих сыновей леса, не затеняют больше ее поверхности. Ничего подобного!
Бедная речушка, униженная и посрамленная своими злоключениями, словно
стремится повернуть вспять. Она уже не бежит, а едва плетется вперед. Ее
резвые игривые воды, в которых береговые нимфы омывали свои нежно-розовые
ноги и белокурые волосы; ее резвые игривые воды, которые напевали тысячи
журчащих песенок, струясь по камням, в то время как птицы, прыгающие в
кустах, распевали на тысячи голосов, - ее резвые игривые воды утрачивают
свои пурпурно-лазурные тона (подобно тому как женщины из прованского
Эг-Морта или итальянки из Понтийских болот лишаются яркого румянца от едких
и острых поцелуев лихорадки) и, угрюмые, молчаливые, влачатся через
торфяник, окрашивающий их в темные цвета, и не желают отражать желтоватый
тростник, растущий на этих унылых берегах.
К счастью, вскоре Океан - отец всех рек, как называл его Гомер, этот