"Александр Дюма. Инженю (Собрание сочинений, Том 48) " - читать интересную книгу автора

судьбой чужого народа или жить интересами родной страны не одно и то же, и
никто не станет отрицать, что тогда новости из Версаля больше волновали
парижан, нежели известия, поступавшие из Кракова за шестнадцать лет до того.
Но это не значит, что посреди треволнений политики уже нельзя было
отыскать несколько безмятежных душ или созерцательных умов, которые, подобно
теням минувшего, продолжают идти своим путем, предаваясь очаровательным
грезам поэзии и не обращая внимания на желчные выпады критики.
Вот почему в стороне от большой толпы тех, что, укрывшись в тени
Краковского дерева и поджидая "Рукописные новости", почитывали "Парижскую
газету" или "Философский и литературный телескоп", сопровождающий нас
читатель может заметить в одной из боковых аллей, выходящих в липовую рощу,
двух мужчин лет тридцати пяти - тридцати шести в военной форме (на одном был
мундир драгунского полка де Ноая с лацканами и воротником розового цвета, на
другом - мундир драгунов королевы с лацканами и воротником белого цвета).
Кто они? Офицеры, ведущие беседу о боях? Нет. Это поэты, рассуждающие о
поэзии, это влюбленные, говорящие о любви.
Впрочем, они восхитительно-элегантны и изысканны: это представители
военной аристократии в самом красивом и совершенном ее воплощении; в ту
эпоху, когда англоманы, американцы и, наконец, модники начали несколько
пренебрегать пудрой, их прически безупречно уложены и напудрены, и, чтобы не
нарушать гармонии, один держит шляпу под мышкой, а другой - в руке.
- Значит, дорогой мой Бертен, все решено и вы покидаете Францию,
удаляясь на Сан-Доминго? - спрашивает офицер в мундире драгунов королевы.
- Вы ошибаетесь, мой дорогой Эварист... Я уединяюсь на Киферу, вот и
все.
- Что это значит?
- Вы не понимаете?
- Нет, клянусь честью!
- Вы читали третью книгу моих "Любовных страстей"?
- Я читаю все, что вы пишете, дорогой мой капитан.
- Прекрасно - стало быть, вы помните отдельные стихи...
- К Эвхарии или Катилии?
- Увы! Эвхария умерла, мой дорогой друг, и я отдал дань слез и стихов
ее памяти. И потому говорю вам о моих стихах к Катилии.
- Каких именно?
- Послушайте:
Ступай, не страшась, что забуду Тот день, тот пленительный час, Когда
ты навек поклялась, Любви околдована чудом: "Лишь смерть разлучить может
нас!" Ответил я твердо тотчас: "До гроба с тобою я буду!" [Здесь и далее
стихи, кроме особо отмеченных случаев, в переводе И.Ку-десовой.]
- И что же?
- Так вот, я держу свою клятву, я помню.
- Как? Неужели и ваша прекрасная Катилия?..
- Эта прелестная креолка с Сан-Доминго, мой дорогой Парни, вот уже год
как уехала на берега Мексиканского залива.
- Значит, как говорят военные, вы возвращаетесь в часть?
- Возвращаюсь и женюсь... Кстати, вы знаете, мой дорогой Парни, я,
подобно вам, дитя экватора и, отправляясь на Сан-Доминго, надеюсь обрести
родную землю, вернуться на наш прекрасный остров Бурбон с его лазурным небом
и буйной растительностью. Лишенный родины, я там найду замену, так же как мы