"Александр Дюма. Таинственный доктор ("Сотворение и искупление" #1, Собрание сочинений, Том 27) " - читать интересную книгу автора

электричество, и научился повелевать громом; на его веку Монгольфье поднял в
воздух первые свои шары и подчинил своей власти - впрочем, скорее в теории,
чем на практике, - царство воздуха. В ту же эпоху произошло и открытие
животного магнетизма, которым человечество обязано Месмеру, однако в этой
сфере наш доктор вскоре оставил первооткрывателя далеко позади; ведь Месмер,
пораженный первыми проявлениями этой присущей всему живому силы, которую он
выпестовал в своих мечтах и разглядел в реальности, но не сумел
усовершенствовать, ограничил свои изыскания конвульсиями, спазмами и
чудесами, творящимися вокруг волшебного чана; подобно Христофору Колумбу,
который, открыв несколько островов Нового Света, оставил другому честь
ступить на американский континент и наречь его своим именем, Месмер не
постиг всех возможностей, какие таит в себе сомнамбулизм.
Как известно, роль, которую сыграл по отношению к Колумбу Америго
Веспуччи, сыграл по отношению к Месмеру г-н де Пюисегюр, чьим учеником и был
Жак Мере.
Он применил открытие немецкого ученого, носившее весьма общий характер,
к искусству исцеления. С юных лет охваченный тягой к чудесному, Жак Мере
углубился в лабиринт оккультных наук. Нехоженые, загадочные тропы, какие
избирал этот любознательный ум, темные пропасти, куда он спускался, чтобы
испросить совета у новейших Трофониев и добиться приобщения к священным
таинствам; долгие часы, которые проводил в молчании он перед тем неумолимым
сфинксом, каким является для человека познание; титанический бой, на который
он вызывал природу, дабы принудить ее заговорить и вырвать у нее вечный и
величественный секрет, хранящийся в ее недрах, - все это могло бы стать
предметом научной эпопеи, не менее увлекательной, нежели поэма о поисках
золотого руна.
Правда, Жак Мере не отыскал в этом сказочном странствии ни руна, ни
золота, однако его это нисколько не заботило: он привык считать своими все
звезды небесные, и они заменяли ему золотые монеты.
Впрочем, злые болтливые языки утверждали, что он богат, и даже очень
богат.
Он изучил, исследовал, обдумал все: грёзы розенкрейцеров, иллюминатов,
алхимиков, астрологов, некромантов, магов, физиогномистов - и вынес из своих
изысканий религию для ума и совести, которой трудно подобрать название. Он
не был ни иудеем, ни христианином, ни мусульманином, ни схизматиком, ни
гугенотом; он не был ни деистом, ни анимистом; скорее всего его можно было
бы назвать пантеистом: он верил в разлитый во Вселенной всеобщий флюид -
средоточие жизни и ума. Он верил, или, точнее, надеялся, что могучая
человеческая воля может подчинять себе этот флюид, созидающий и охраняющий
живые существа, и ставить его на службу науке.
На этих-то основаниях и воздвиг Жак Мере, к ужасу всех академий и
ученых обществ, свою дерзкую медицинскую систему; характер у нашего героя
был твердый, и если он говорил себе: "Я так считаю" или "Я обязан так
поступить" - то уже не обращал ни малейшего внимания на суждения людей, на
их хулу или хвалу; он любил науку ради нее самой и ради добра, какое она
может приносить человечеству в искусных руках знатока.
Когда, вознесясь в горние высоты мысли, он видел - или воображал, будто
видит, - как атомы, тела простые и сложные, бесконечно малые и бесконечно
большие, букашки и миры движутся по законам того, что он именовал
магнетизмом, - о! тогда все его существо преисполнялось любовью, восхищением