"Александр Дюма. Обед у Россини, или Два студента из Болоньи ("Тысяча и один призрак") (Собрание сочинений, Том 35) " - читать интересную книгу автора

ты поможешь нам его спасти и он после выздоровления будет считать тебя
членом нашей семьи; если он умрет, ты станешь членом семьи. Посмотри-ка!
Разве в конце письма Беттина не передает тысячу нежных приветов нашему
дорогому брату Беппо?!
- Я поступлю, Гаэтано, так, как ты хочешь. И все же подумай!
- Я уже подумал. Что касается меня, я отправляюсь тотчас, а вот ты
поедешь через три дня. Только помоги мне найти карету, чтобы нам побыть
вместе как можно дольше.
- Идем! - согласился Беппо.
Гаэтано бросил белье и одежду в дорожную сумку, взял все деньги, какие
у него были, сунул в карманы пистолеты и студенческую карточку, служившую
паспортом, и отправился на поиски кареты.
Молодой человек нашел, что искал, на почтовой станции. В Риме Гаэтано
должен был оставить экипаж у хозяина почтовой станции, родственника его
болонского коллеги.
Через десять минут лошади были запряжены.
Видя, что его друг садится в карету, Беппо вновь стал настаивать на
совместной поездке, но Гаэтано был непоколебим: он напомнил о диссертации,
десять раз повторил Беппо, что речь идет всего лишь о трехдневной разлуке,
ведь на третий вечер Беппо, в свою очередь, тоже отправится в путь.
И Беппо смирился.
Карета тронулась, кучер щелкнул кнутом, лошади побежали, и друзья еще
раз обменялись прощальными приветствиями.
Беппо оставался на месте, пока карета не исчезла из виду, и когда стих
стук колес, словно продлевавший присутствие Гаэтано рядом с ним, молодой
человек вздохнул и, склонив голову, безвольно опустив руки, вернулся домой.
Не станем даже пытаться описать ту печаль, что охватила Беппо, когда он
вошел в опустевшую комнату, где все говорило о недавнем пребывании здесь
друга, только что его покинувшего.
Беппо сел за стол и долго смотрел на стул, на котором всего лишь час
тому назад сидел Гаэтано; затем, решив не ложиться, он взял книги,
чернильницу, бумагу и принялся работать.
Но - странное дело! - во время работы лампа трижды гасла и вовсе не
внезапно, и вовсе не случайно, но сама по себе, словно уста, переставшие
дышать, словно отлетевшая душа.
Трижды Беппо вновь зажигал ее, убеждаясь каждый раз, что причиной не
могло быть отсутствие масла: к рассвету резервуар ее был еще наполовину
полон.
Беппо был суеверен, как все меланхолические натуры. Боль расставания с
Гаэтано превратилась едва ли не в угрызения совести, а грусть перешла почти
в отчаяние.
Кстати сказать, по странному совпадению, лампа три раза гасла и в то
время, когда Беппо писал родителям Антонио (ведь, как уже говорилось, Беппо
было поручено сообщить им скорбную новость).
Забрезжила заря, а Беппо так и не ложился. Он надеялся, что дневной
свет избавит его от мрачных мыслей, но свет этот был безрадостен, словно
зимние сумерки, и, как молодой человек ни силился работать, труд ни на
мгновение не мог отвлечь его от неотступной мысли, что Гаэтано грозит
какая-то опасность.
И действительно, дорога из Болоньи в Рим длинная, и если даже сегодня