"Александр Дюма. Завещание господина де Шевелена ("Тысяча и один призрак") (Собрание сочинений, Том 35) " - читать интересную книгу автора

вы чувствовали, что становитесь частью собственности этого человека, много
видевшего, много изучавшего, наконец, много знавшего. Этот деспотизм, хоть и
умерялся учтивостью хозяина дома, оказывал, однако, некое угнетающее
воздействие на все общество. Быть может, в присутствии г-на де Вильнава
разговор был лучше направлен, как говорили когда-то; но он безусловно был
менее свободен, менее занимателен, менее остроумен, чем в отсутствие
хозяина.
Совсем наоборот было в гостиной Нодье, где каждый в такой же степени,
как сам Нодье, чувствовал себя дома.
По счастью, г-н де Вильнав редко спускался в гостиную. Обыкновенно он
оставался у себя, то есть на третьем этаже, и в обычные дни являлся только к
обеду, а после него посвящал несколько минут разговору; поморализировав
немного с сыном и побранившись немного с женой, он вытягивался в кресле,
закрывал глаза и предоставлял дочери закрутить ему папильотки, после чего
вновь поднимался к себе.
Эти четверть часа, когда зубья гребня ласково почесывали его голову,
были минутами ежедневного блаженства, которое разрешал себе г-н де Вильнав.
"Но почему папильотки?" - спросит читатель.
Прежде всего, это, возможно, был лишь предлог для того, чтобы ему
почесали голову.
Кроме того, лицо г-на де Вильнава с резко выраженными чертами (как мы
уже сказали, это был старик с великолепной внешностью, а когда-то он,
видимо, был очаровательным молодым человеком) чудесно обрамляли волны белых
волос, подчеркивая блеск и силу взгляда его больших черных глаз.
И наконец, надо признаться, что при всей своей учености г-н де Вильнав
был кокетлив, но кокетлив лишь в отношении своей прически.
Остальное было для него не важно: синий или черный на нем фрак, широки
или узки его панталоны, округлы или квадратны носки его сапог - все это было
делом его портного, его сапожника, а вернее сказать, его дочери, ведавшей
всем этим.
Если он был хорошо причесан - этого ему было достаточно.
Когда его дочь заканчивала сооружение папильоток - операцию,
выполняемую неизменно с восьми до девяти часов вечера, - г-н де Вильнав брал
свой подсвечник и поднимался к себе.
Вот это "у себя" г-на де Вильнава, это at home [У себя дома (англ.)]
англичан мы попытаемся описать, хотя и без надежды в том преуспеть.
Третий этаж, разделенный на несравнимо большее число отсеков, нежели
второй, имел площадку, украшенную гипсовыми бюстами, переднюю и четыре
комнаты.
Мы не станем называть эти четыре комнаты гостиной, спальней, рабочим
кабинетом, туалетной комнатой или еще как-нибудь.
Обо всех этих излишествах у г-на де Вильнава речи не шло: было пять
комнат для книг и папок - вот и все.
Уже передняя представляла собой огромный книжный шкаф с двумя
проходами; один из них, находившийся справа, вел в спальню г-на де Вильнава;
та, в свою очередь, через коридор, шедший вдоль алькова, сообщалась с
большим кабинетом, окна которого выходили в соседнее владение; проход слева
вел в большую комнату, а из нее был вход в другую, меньшую.
Мало того, что по всем четырем стенам каждой из этих комнат стояли
шкафы, набитые книгами и подпираемые цоколями из папок, посередине их были